Почти четыре тысячи солдат под предводительством Макара Невелички, недолго размышляя над предложением, которое принёс Потап Лисий Хвост, выбрали новую присягу. Служить королю Михаилу, пусть даже с задержкой жалованья – это одно, но его супругу Веронику Вольгородскую никто как правителя не воспринимал. Другое дело – ведьмы Екатеринодара, тоже чужачки, но в них чувствовалась неведомая сила. Если уж выбирать, то выбирать сторону победителя. И вот теперь, понурив головы, хмурые, они стояли под палящим солнцем в тревожном и волнительном ожидании своей дальнейшей судьбы. Молились и верили в лучшее.
После полудня к ним вышла не королева Екатерина, а такая же, как они, пехота. Разница была лишь в цвете формы: миргородцы были в зелёных мундирах, а екатеринодарцы – в синих. Командовал ими майор Всеволод Тихий. Они вышли и направились прямо к ним, не пытаясь строиться или маршировать в ногу. Весёлые, довольные, они несли не оружие, а четыре бочки с вином, хлеб, сыр и прочие угощения. Когда екатеринодарцы приблизились вплотную, от них ощутимо повеяло вчерашним перегаром.
– Ну что, братва, налетай на угощения! Еда и выпивка за счёт королевы! – раздался весёлый возглас.
Ряды солдат, ещё вчера сражавшихся друг против друга насмерть, смешались. Кружки пошли по рукам, тосты, радостные выкрики, братание и веселье распространились мгновенно и повсеместно. Солдаты обнимались, кто‑то даже поменялся мундирами. Дисциплина, если она и была, рухнула в одно мгновение. Теперь уже шесть тысяч суровых, привыкших к тяготам солдатской жизни мужчин, в один миг превратились в толпу добродушных людей, которым больше не нужно было убивать друг друга.
Пехота Екатеринодара, словно волна радости, влилась в ряды миргородцев, растворилась в них, заразив всех весельем. В одночасье стало безразлично, какой мундир на ком надет. Это были такие же парни, как они, такие же солдаты, говорившие на том же языке, думавшие точно так же. Даже шутки и анекдоты у них были общими.
Вскоре все уселись на землю, разбившись на небольшие группы. Выпивали, закусывали, смеялись и общались. Война, казалось, осталась где‑то далеко за горизонтом, а здесь под тёплым солнцем царили мир и братство.
– А сколько у вас платят в пехоте? Не задерживают ли жалованье? Как с кормёжкой? Часто ли отпуска и выходные? Как оборудованы казармы и полевые лагеря? Не сильно ли суровы королева и командиры? Часто ли учения и муштра? Можно ли записаться в кавалерию, и сколько платят там? – сыпались вопросы, и миргородцы получали ответы.
Когда самые животрепещущие темы были обсуждены, тон бесед изменился.
– Как в Екатеринодаре с девками, красивые? Много ли кабаков? Как гражданский народ относится к нашему брату? Что почём стоит? – пошли шуточки и обсуждение вчерашних событий:
– Эх, если бы вы не взорвали наши бочки с вином, сейчас бы выпивки было больше.
– Вы тоже нас изрядно потрепали. Ха-ха, да половина белых мундиров в штаны наделала, когда склад взорвался.
– Знали бы вы, какая оторопь берёт, когда на тебя мчится конница.
– Ну и артиллерия у вас… Лупит так, что головы не поднять.
– Вы тоже вчера нам жару задали, так задали, уж не прибедняйтесь.
Следующей темой стало обсуждение будущего:
– Не пограбят ли Миргород?
– Если вы сами не пограбите, так кто же его пограбит? Ходят слухи, что вас самих туда служить и пошлют.
– Эх жаль, я Екатеринодар хотел увидеть.
