Широкий ров впереди окружил зловещую черную скалу, возвышавшуюся над красной рощей, надо мной и над черным человеком. У заостренных каменных вершин кружило каркающее воронье. В скальных расщелинах бурлила огненная лава. Она вырывалась наружу и застывала странной прозрачной смолой. Величественные массивные двери, ведущие внутрь скалы, настежь распахнутые, призывали меня. Над дверьми огненные извивающиеся языки образовывали надпись:
«Судьи – здесь. Вся власть – пороку».
Я понимал: войдя внутрь скалы, никогда уже не выберусь на свободу. Здесь бежать некуда. Каждое из направлений сулило лишь бескрайние обугленные земли или непроходимые леса вечных мучеников.
Я подошел ко рву, доверху наполненному ядовитой водой и зеленоватым паром, со дна которого доносилась странная погребальная песня. Приглушенные воющие мотивы поднимались вместе с испарениями, проносились над водной гладью и окутывали деревья.
Пленка воды приподнялась бугром и лопнула, разорванная тем, кто жил на самом дне. Почуяв меня, страж вынырнул. То, что сначала показалось пузырящейся кожей, оказалось множеством глаз, смотрящих во все стороны. Страж молчаливо изучил поверхность и повернулся ко мне самым большим глазом. Он ждал от меня действий, но каких?
Я осторожно поклонился. Он закрыл глаза, бесшумно погрузившись на дно. Спустя мгновение ядовитая дымка рассеялась, образовав тропинку прямо ко входу внутрь скалы. Я вопросительно посмотрел на сопровождающего – тот кивнул.
Сделав первый несмелый шаг, я с удивлением подтвердил догадку – гладь воды держала, как прозрачная ледяная корка. И я двинулся вперед, настороженно глядя под ноги, поскольку все здесь казалось ненадежным, обманным, зыбким, рискующим вот-вот обернуться очередным кошмаром для случайного путника.
А на дне под толщей воды неподвижно стояли утопленники, прямые и скованные невиданными силами, без возможности всплыть на поверхность. Некоторые спали, прикрыв глаза, задрав головы и раскрыв рты. Те, кто проснулись, пытались дышать, но, захлебываясь, вновь переживали ужасы физической смерти, погружаясь в жуткий сон. Чтобы через какое‑то время вновь ожить, вновь захлебнуться и вновь умереть.
Медленные шаги по поверхности и мой взгляд, устремленный в воду, рождали осознание – я ничем не смогу им помочь, как и они ничем не помогут мне.
Поравнявшись с исполинскими дверьми, я испытал явное облегчение, встретив под ногами почву. Мы вошли внутрь скалы, оказавшись в темном колонном зале, уходящем далеко вперед. Здесь гремела жуткая, режущая слух музыка. Отполированный до зеркального блеска каменный пол отражал гобелены, изображающие сцены казней и пыток. В центре зала – гигантский каменный змей с сотней голов… Справа – вереница обнаженных мужчин и женщин. Они стояли на коленях, сложив за спиной почерневшие до локтя руки и склонив головы. Я оказался в самом конце этой очереди, не имея ни малейшего представления, что тут творится. Мои руки были так же черны. Это не грязь. Оттереть черноту невозможно, она идет изнутри. Здесь никто не осмеливался говорить друг с другом, люди молчали, погруженные в раздумья под звуки невидимого оркестра.
Из противоположных дверей вышла дюжина отвратительных карликов, держащих кубки, и я догадался – это причастие.
Статуя многоглавого змея внезапно ожила. Видимо, посчитав свою миссию оконченной, черный человек скрылся за бархатной занавесью арочного прохода. Змей, извиваясь, медленно выползал из стены, его головы таращились по сторонам, шипя и высовывая раздвоенные языки. Чешуйчатые кольца собрались на полированном полу, головы раскинулись веером и хором заговорили низким утробным голосом:
