Но что это? Вчерашние фотографии плитки, которые он делал у дуба, были испорчены странными световыми эффектами – на всех снимках вокруг артефакта разливалось голубовато-белое свечение, скрывающее символы. А на одном фото Паша разглядел даже нечто похожее на лицо – будто из свечения формировался профиль человека, или не совсем человека, с острыми чертами и длинными волосами. От этого открытия по спине Паши пробежал холодок.
– Павлушка, завтракать! – донёсся из кухни голос бабушки Агафьи, и Паша, вздрогнув, быстро спрятал плитку в рюкзак.
«Потом разберусь, что это за фокусы», – решил он, направляясь к умывальнику.
За завтраком, состоявшим из яичницы с салом и ароматного парного молока, Агафья Петровна рассказывала внуку о предстоящих деревенских событиях.
– Послезавтра у нас Купальская ночь, – сообщила она, подкладывая Паше ещё ломоть свежего хлеба, от которого шёл головокружительный аромат. – Весь народ собирается у реки, костры жгут, венки пускают. Старую бузину в лесу украшают, пляшут вокруг неё. Можно тайно желание загадать – сбудется, если чистое сердце у загадавшего.
– А почему бузину? – спросил Паша, удивлённо поднимая брови.
– Так у нас исстари заведено, – пожала плечами бабуля, опуская глаза. – Хотя правильнее было бы дуб украшать, да только наши к нему не ходят… – она перекрестилась и внезапно замолчала.
– А почему не ходят? – оживился Паша, вспомнив свое ночное приключение под дубом.
Агафья быстро глянула на иконы в углу комнаты и понизила голос:
– Говорят, неспокойно там. Кто слишком близко подходит, чудное с ним случается. Был у нас такой случай, лет тридцать назад. Группа студентов городских приехала, вроде как фольклор собирать. Полезли к дубу ночью, а наутро их нашли в разных частях леса – бродили, как потерянные, глаза пустые, а на языке одни цифры: раз-два-три-четыре… и по кругу. По неделе в себя приходили, а что с ними было, так и не рассказали.
Паша нервно сглотнул. Значит, это всё-таки не просто страшилки для туристов! И что же тогда с ним будет, если он не только подошёл к дубу, но и забрал из-под него странную плитку?
– А с дедом Прохором что случилось? – осторожно спросил он, делая вид, что просто поддерживает беседу.
Агафья побледнела и снова перекрестилась.
– Тебе кто о нём сказал? – спросила она, пронзительно глядя на внука.
– Да местные сплетницы вчера трещали. Я в окно услышал, – отмахнулся Паша, стараясь казаться беспечным.
– Ох, не к добру вспоминать об этом, – вздохнула Агафья. – Прохор-то ещё в молодости под тем дубом что-то нашёл, говорят. Плиту какую-то-то с письменами. После этого чудной стал, говорил, что в другие миры ходит. Потом пропал на три дня, нашли его во ржи, всего в земле измазанного, лихорадка у него была страшная. А когда оклемался, стал ещё чуднее прежнего – шептался с ветром, с собственной тенью разговаривал. Говорил, что пришельцы скоро явятся и всех заберут.
– И что, так и унесли его пришельцы? – хмыкнул Паша, пытаясь скрыть тревогу.
– Да нет, – вздохнула бабушка. – Живёт он один в избе на окраине деревни, травами лечит, бормочет что-то всё время. Люди обходят его дом стороной, но иногда приходят за снадобьями, когда совсем прижмёт. Варвара вот со своей грыжей только у него и лечилась, больше никто помочь не мог. Но сам-то он… не от мира сего, как говорится.
Паша потёр щёку, вспоминая свою вчерашнюю встречу со странным стариком. Значит, это был тот самый дед Прохор, про которого шла речь? И его тоже зацепила странная магия дуба?
