Занавес остаётся открытым - страница 31
В театры люди идут сотнями, в цирки – тысячами… А спортивные состязания на огромных стадионах!? А Олимпийские игры, за которыми следит весь мир!? Что привлекает к ним зрителей? Мастерство! Высокое искусство исполнителей!
Я на том уроке была единственным зрителем особого, уникального искусства – педагогического. Первый класс. Сорок пять человек. Разговора о дисциплине не возникает: все при деле, все вовлечены в увлекательнейшее занятие – в постижение родного языка.
Учитель – творец… дирижёр и одновременно исполнитель. Каждая деталь урока точна, на месте, продумана вся композиция, опрокидывающая формальную схему. Ночь напролёт она, скульптор, художник и композитор в одном лице, кроила, резала, клеила, красила – и вот на руках у каждого малыша какие-то яркие, волшебно-праздничные кубики, кружочки, квадратики, фигурки… Все сосредоточены. Вызов к доске воспринимается как награда, чуть ли не как вручение ордена. Все остальные повторяют на своём «рабочем месте» то, что происходит у доски. Это трудно пересказать. Это нужно увидеть хотя бы один раз в жизни своими глазами.
Можете вообразить класс, где все до единого учатся на «отлично»? У этого Мастера иначе не получится!
Я восхищена, но слышу от неё: «Никому не говори! Знают!»
Вот почему она появляется в учительской с каменным лицом: она жена репрессированного. Однако её не трогают: боятся гнева родителей.
Вторая, молодая, ведёт уже 4-й класс. И тоже – 100% отличников. Она попала сюда из Приморья, где директор превратил свою школу в гарем, а она не только не согласилась стать его наложницей, но даже в ответ на его домогательства запустила в него графином с водой. Как её потом «прорабатывали» на всех уровнях, могут представить только те, кто жил в стране «победившего социализма».
Меня она обучала: «Ты, главное, вовремя сдавай все бумажки: планы, ведомости, отчёты – что они требуют. Это нетрудно. Зато они отстанут от тебя, и ты вольна делать всё, что захочешь». Совет её помогал мне всю жизнь.
Как её любили ребята! Я побывала на её уроках. Стоит ей задать вопрос – и сразу лес рук! Все ей в рот смотрят! Какое счастье, что мой Генка Шараев попал в её руки. Она заочно окончила пединститут, и ей дали 5-6-е классы.
О той и другой в школе говорили шёпотом, не трогали, но и, разумеется, никогда не хвалили. А таким официальная хвала и не требуется. Они живы учениками!
Простите меня, дорогие коллеги! Одно могу сказать в своё оправдание: я создала авторскую программу по русскому языку, по которой не только молодых, но и стариков можно обучать грамоте. И посвящу её вам обеим, хотя и безымянным.
Я люблю небо. Но никогда Небо не имело надо мною такой власти, как в Комсомольске.
Стоило мне выйти из помещения, из школы, либо из общежития, оно сразу охватывало, обнимало меня со всех сторон. Не знаю, может быть, это какой-то особый оптический эффект местности: город лежал на почти круглой равнине, с противоположного к нам конца, охваченный серебристой подковой – то Амур катил свои свинцовые волны. И со всех сторон сопки, осенью живописно менявшие краски. Город – огромная чаша. А над нею необъятное небо. Неба было в том краю больше, чем земли. На него нельзя не обратить внимания.
Я ходила, постоянно задрав голову: такого разнообразия, такого богатства цветов и оттенков просто вообразить невозможно, и ни один художник в мире не сможет состязаться с тем невидимым творцом, который, как богатый юноша, постоянно обновляет свои наряды. Небо то бледно-лимонное, потом начинаются узоры всех оттенков жёлтого; а ещё нежнейшая прозрачная лазурь, по которой рассыпаны жемчужины облаков; в следующий раз оно сиреневое, а потом – это огромный алый занавес, живописные складки которого опускаются на Амур-сталь, ближайшее к нам промышленное предприятие.