Как тосковала я без литературы!
Забредали разные люди. Однажды появилась журналистка, тоже с Запада (так называли всех, начиная от Урала и дальше), и, потрясённая, рассказала о том, что она увидела «внутри» зоны. Оказывается, женщины и мужчины находились там вместе и после рабочего дня начиналось то, что в народе называют «свальным грехом»: в темноте они, не видя друг друга, ползали по телам, совокупляясь, скопившись в одну бесформенную кучу. Этот образ «коллективного человечества» встречу у Р. Монро и вспомню рассказ той журналистки.
Приходила и пожилая учительница, жена репрессированного, брала книги для дочери. Именно она «раскрыла нам глаза». Приходила она в сумерки, тайком выкладывала факты, которые позднее легли в основу нашего письма в ЦК КПСС, потом, сохраняя конспирацию, растворялась в темноте.
Вот что узнали мы от неё. Прежняя директор не имела даже документа об образовании, она могла предъявить только какую-то сомнительную справку об окончании не то начальной, не то средней школы. Была груба и развратна, имела такую дурную славу, что против неё восстали не только учителя, но и весь посёлок.
В краевую газету ушло письмо. Оттуда приехал корреспондент и преподал урок, как жаловаться на администрацию. Вечером, на глазах у всех, в том числе учеников, голая директорша выскакивала из дома (она жила при школе), а корреспондент тоже голый и пьяный, гонялся за ней вокруг школы…
Он уехал… А её назначили директором вновь выстроенной школы-десятилетки, куда попала Верка. Это было за год до нашего приезда. В семилетку на место прежней посадили такую же, она при мне стала женой милиционера.
На фоне таких вот событий совершенно исключительной стала история Вити Савельева.
Однажды я услышала (теперь не помню, при каких обстоятельствах) об этом шестикласснике из Веркиной школы. Мать его, бухгалтера, посадили, когда мальчик был трёхлетним крохой. Её приговорили к десяти годам. Дядя его, юрист, который жил во Владивостоке, взял ребёнка на воспитание.
Через десять лет, выйдя на свободу, мать забрала сына к себе. Ей дали комнату на двоих в новом доме, в хорошей квартире. И тут на мальчика обрушились чудовищные испытания. Мать не просто избивала его, она изощрялась в своём изуверстве! Соседи часто видели мальчика дрожащим от ужаса на лестничной площадке, совершенно голого. Но истязательнице было этого мало. Она намазывала тот орган, который обличает в нём мальчика, мелом и, открывая дверь, колотила его по рукам, чтобы он не смел закрываться.
Услышав потрясшую меня историю, я захотела немедленно увидеть этого «бедолагу». И увидела в фойе новой школы мальчика в залатанной-перезалатанной школьной куртке, но с ослепительно белым и накрахмаленным воротничком. Он ежедневно менял его сам.
Было очевидно: он успел получить хорошее воспитание. Умное, сильное лицо, гордо посаженная голова, достоинство в каждом жесте. О чём-то свободно и непринуждённо разговаривает с товарищем. Нет и намёка на семейную драму. Таких не жалеют! Таких уважают! Дядя! Есть на Руси и никогда не переведутся благородные рыцари-мужчины!
И вот я опять в конфликте, так как «полезла в дела чужой школы»…
Мы подняли шум, пошли к юристам, к одному адвокату приходили даже домой, но все они разводили руками… и отговаривали обращаться в суд. Тем временем директор и мать объединили усилия в борьбе против нас…
Зашевелились и в нашей школе. Увидели двух наивных девчонок, которые никого тут не боятся, и поплыли к нам в руки «факты» со всех сторон.
