Занавес остаётся открытым - страница 34
Явился однажды к нам в необычной роли «жалобщика» и Генка Шараев. Стоит у двери и молчит. Думала, как обычно, за книжкой. Нет.
– Валентина Михайловна, помогите мне написать письмо Ворошилову.
– Что случилось?
– Меня оскорбила директор!
– Расскажи…
– Она вызвала меня в свой кабинет и сказала…
Опять мнётся, топчется…
– Что сказала?
– Ну, мне стыдно! Я лучше на бумажке напишу.
Даю бумагу.
– Ты что, считаешь меня… – покраснев, отворачивается и пишет на бумажном клочке: – «Праституткой?»
И смех, и грех. Ошибка в слове – моя недоработка. Но директриса меня перещеголяла: объяснилась с пятиклашкой! Вот оно: «На воре шапка горит».
Ищу полвека спустя в словаре иностранных слов:
«Проституция (от лат. prostitutie – осквернение, обесчещение) – продажа женщинами своего тела с целью добыть средства к существованию.
Мысли по поводу: «Непроверяемая безударная гласная. Трудное правило».
Сколько же мужчин, а не только женщин, и не только с целью добыть средства к существованию и тогда, и сегодня поневоле и по доброй воле осквернены, обесчещены…
Вот та Веркина директор, доживи до наших дней, как бы могла сейчас развернуться. В одночасье стала бы «Новой русской».
Нет, честь нужно хранить: это завет моей прабабушки! Честь нужно отстаивать, если потребуется – бороться, если не можешь победить – отдать за неё жизнь! Для этого существует на свете русская литература!
Не помню, как уладили мы тогда конфликт Генки с директором: может быть, этот «факт» тоже попал в толстую общую тетрадь?
Генка, Генка! Как сложилась твоя жизнь? Выучился ли ты? Кем стал? (мама твоя тогда очень болела)…
А знаешь, о чём я мечтаю сейчас? Вот бы нам встретиться! Мне уже семьдесят один, ты тоже взрослый мужчина, отец семейства, и как крепко бы мы обнялись, вновь стали бы наивными и чистыми, как тогда…
Или тебя уже обучили гордиться тем, что ты татарин и потому должен ненавидеть русских?
Вспомни, тогда мы знали, что у нас у всех одна общая родина, Земля, что мы члены одной общей семьи, Человечества? Разве мы делили наших писателей: Жюля Верна, Марка Твена, О. Генри, Гюго, Сент-Экзюпери – на «своих» и «чужих»?
О нет, я не призываю тебя совсем забыть о своей национальности, то есть о твоих ближайших предках… Ты, если вырос настоящим мужчиной, не можешь их не уважать. Уважая себя и свой народ, ты, естественно, уважаешь и других, всех. Тут только есть тоненькая грань: уважение не перепутай с самовозвеличением, обратной стороной самоуничижения. Уважение и высокомерие, уважение и отделение несовместимы. Это удел слабых, таких, как та директор школы, которая и не поняла, что она «оскорбила» тебя, употребив точно известное теперь и мне латинское выражение.
Верю, что твоё чуткое сердечко умело различать такие вещи.
Счастья и света тебе, мой первый Ученик!
Важная дама в Отделе Учебных Заведений в раздражении бросит мне в лицо: «Надо же, столько лет жили и не знали! Приехала Семёнова – и обнаружила… бюрократизм!»
Это меня не остановит. Толстую общую тетрадь «фактов» я вручу чиновнику Путей сообщения, к которому меня направят прямо из ЦК КПСС. Я увижу там толпы изнурённых людей, которых должны восстановить в партии. Когда дойдёт моя очередь, меня вызовут в кабину, и я буду говорить с невидимым мне Членом ЦК, а он на другом конце провода будет держать Начальника по сегодняшним меркам Министра Путей сообщения, и направит меня лично к нему. Я услышу: «NN, разберитесь и доложите мне о результатах».