– Ну да, это странно.
– Слушай, Риточка, сними-ка быстренько копии с письма и дневников. Мы, как и обещала Агате, выносить ничего отсюда не будем, но копии первых делом с них снимем. Надо показать нашей начальнице, что тут у нас за сокровища, я пока переложу уже обработанный материал. Ты сильно не спеши.
И старушка, вновь спрятав серьезность под маской беззаботности, склонилась над невысокими полками. А я, чтобы не растягивать и без того бесконечный процесс монотонной работы, принялась поспешать. Несмотря на наши старания, вышли мы из здания уже в сумерках, опускающихся прозрачной сизой дымкой на золоченый парк. Вдалеке поблескивала церковь, ловящая изящной маковкой последние лучи заходящего солнца, а розы не до конца слились с вечерней темнотой. В воздухе стоял дух подступающего октября, он провожал теплый и солнечный сентябрь в далекие страны. Я поежилась и посмотрела на часы, свою электричку до Королева я пропустила. Теперь надо было ждать следующей лишь через два часа.
– А ты чего стоишь, Рита? Домой не торопишься? – бабуля в этот момент поплотнее закуталась в шарф и совсем стала похожа на сказочного гнома.
– На электричку опоздала. Следующая нескоро. Думаю, посидеть в каморке нашей? Просто у меня пока что своего ключа нет, он только у вас. Можно? – с надеждой поинтересовалась я.
– Да чего ты, сразу бы сказала. Мне еще часок скоротать нужно, пока Шурочка приедет, а то задерживается. Пойдем, кажется, вода в термосе еще осталась. Чаю?
За неделю в обществе Алевтины Павловны я поняла про нее несколько вещей. Она никуда не спешит, но всё делает необходимо четко и метко, ей в этом даже хирурги позавидовать могут. Она с легкой иронией смотрит на мир, ловко лавируя между насмешкой и наигранной веселость. Особенная ее слабость – чай, его начальница пьет по пять раз в день и даже чаще. Мне приходится разделять эту страсть. Возможно, в ней все же есть какие-то британские корни? От них же и осанка, походка? И добродушное выражении бабули-одуванчика оттуда же. Сомневаюсь, что какая-нибудь мисси Хадсон была открыта миру. А может быть, Алевтина Павловна напоминает мне мою бабушку, по которой я скучаю.
Чайник закипал молниеносно, словно только и ждал момента, как его включат, а затем разольют кипяток по кружкам в мелкий горошек. Возможно, прибор и не ждал, а я вот пребывала в нетерпении. Двухлитрового термоса нам стало катастрофически не хватать, поэтому Алевтина Павловна принесла старый чайник из дома, я же обещала с первой зарплаты прикупить заварочник. Из баночки с малиновым враньем успокаивающе пахло чем-то медицинским. Моя бабушка говорила, что в малине есть природный парацетамол, поэтому и на вкус она им немного отдает. Правда, бабушкино варенье было определённо лучше, чем то, что стояла на низеньком журнальном столике. Но грешно жаловаться на домашнее малиновое варенье, особенно человеку, прожившему в общежитие на непонятной пище последние четыре года. Варенье по сравнению с моим импровизированным печеньем сухого батона и сахара – проста божественная амброзия.
– Спасибо большое. Прямо как-то и согрелась сразу. Глядишь, до койки доберусь, не окочурюсь в дороге – я расплылась в улыбке.
– Да не за что. Каждый раз вот на тебя смотрю и думаю, ну в чем у тебя душа держится? Кости ж одни. Ну, хоть конфеты ешь уже хорошо. Да бери, бери. Я же специально покупаю, чтобы было что на стол поставить. Давняя привычка. Еще с тех времен, что танцевала. Придут, бывало, гости, а у меня и еды-то нет, все на репетиция своих пробегала. А конфеты есть. Откуда, сейчас и не вспомню. Сама-то я конфеты не ела, а вот смотреть на людей, уплетающих сладости, мне нравилось. И до сих пор нравится, а сама сладкое так есть и не научилась, ну если только чуть-чуть. Да пей, же. Ты чего?
