Губы у меня изгибаются в улыбке, и я набираю: Кейн Мендес.
Он печатает: Знаешь, что бы я с тобой сделал, если б оказался там прямо сейчас?
Смеюсь и, поскольку мне просто нравится подначивать этого человека, печатаю: Ничего оригинального, я уверена.
Я почти слышу его глубокий, грубоватый смех, когда Кейн читает этот ответ и отвечает: Вызов принят. Я в Нью-Йорке, собираюсь сесть в вертолет. Потом приеду к тебе. Пока что adios.
Это приятный сюрприз, так что я быстро засовываю телефон обратно в сумочку и оплачиваю счет. Утром Александра будет в ужасе от того, что совершенно забыла про него. Поднявшись, вешаю сумочку на плечо и вдруг пошатываюсь.
– Ого, – бормочу я, хватаясь за высокий табурет у барной стойки и давая себе минутку восстановить равновесие. Встряхиваю головой, и со мной опять всё в порядке. Мне явно нужен ужин, который я пропустила. Направляюсь к двери и выхожу на парковку, когда это происходит снова.
«И вот с этого и начался весь этот ад», – думаю я, возвращаясь в настоящее. Накрытая приливом нежданного адреналина, который так и бурлит во мне, я делаю вполне логичную вещь. Тянусь за своим кофе, но не успеваю сделать и глотка, как мой взгляд останавливается на Александре, которая теперь смотрит прямо на меня. Но то, что я вижу, – это не она, а я сама, стоящая в своей гостиной, голая и вся в крови.
Я, конечно, знаю, что Александра даже не подозревает о том, как та ночь изменила меня, – хотя, безусловно, осознает тот факт, что с того момента мы уже никогда не были близки. Ее желание увидеть меня на следующее утро, чтобы поделиться подробностями своего живительного траха, было вполне ожидаемым и даже понятным. Но также ожидаемой была и ее способность заглянуть мне в глаза и понять, что одна-единственная ночь полностью изменила меня. Она могла начать задавать мне вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать. Именно поэтому я так и не позволила этому случиться, несмотря на неловкость, которая возникла тогда и сохранялась до тех пор, пока я не устроилась на работу в ФБР. И прямо сейчас, когда Александра смотрит на меня, а я смотрю на нее, я опять испытываю то неловкое чувство. Это совершенно особый вид неловкости – примерно как когда в субботу вечером напиваешься в хлам, а потом делаешь вид, будто ничего такого и не было.
Она встает, и, прочитав ее намерение подойти ко мне, я тоже быстро встаю, немедленно направляясь в ее сторону, потому что ни за что на свете не собираюсь застрять за своим столиком, если Александра вздумает злоупотребить моим гостеприимством, которым здесь и не пахнет. К несчастью, она бросается вперед, вместо того чтобы колебаться или дожидаться меня, и высокие каблуки ее темно-синих туфель в тон ее темно-синему костюму громко стучат по кафельному полу.
– Я слышала, что ты в городе! – восклицает Александра, встречая меня в самом центре закусочной. К счастью, посетители за соседними столиками находятся вне зоны слышимости.
– После той утренней пресс-конференции, – отзываюсь я, – я почти уверена, что даже любимая корова Джейн Уайз знает, что я в городе.
– У нее все еще есть эта корова, – говорит мне Александра со сдавленным смешком. – Ее зовут Люси. И она знаменита, знаешь ли. Эта корова…
– Участвовала в «Фармлэнд», – перебиваю я, имея в виду ныне не существующее детское телешоу. – Я знаю. И справлялась со своей славой получше, чем большинство жителей этого города.
