Почему-то совсем не испугалась падения. Наоборот, понадеялась, что оно станет фатальным. Сверху раздался отборный мат, резкий рывок сдавил шею, перекрыл дыхание, удерживая голову на весу и тормозя набирающее скорость сползание.
– Дура, блять… – ещё один рывок, выкручивающий позвонки и лишающий возможности шевелиться, пинок ботинком под бедро, приказывающий собраться в кучу. – Ходить разучилась?
Захрипела, судорожно схватилась пальцами за грубую кожу ошейника, ломая ногти в попытке отодрать его и пропустить немного воздуха. Почувствовала крепкий захват под рёбрами, и следом устойчивую поверхность под попой. Подтянула ноги к груди, закрываясь от внешней угрозы, и сглотнула вязкую слюну, морщась от спазма в напряжённом горле. Я больше не знала этого Игната и не представляла, что ещё можно от него ожидать.
– Поднимайся, – рявкнул, дёргая цепь. – Нечего сидеть.
Собралась с силами, как мантру твердя себе ради чего я ползу голой по лестнице, перевалилась на колени и продолжила спуск в ад. Я смогу. Достаточно только отстраниться от реальности, закрыть глаза, заткнуть уши, представить, что вокруг никого нет.
На ровной поверхности Игнат ускорился, вынуждая быстрее перебирать коленями. Тело покрывалось ледяной испариной, лицо горело, стылая кровь еле продиралась по венам. Состояние, когда не понятно – холодно тебе или жарко. До столовой доползла в невменяемом состояние, то ли на грани обморока, то ли приблизившись к стадии сумасшествия.
– Господи, Игнат, ты с ума сошёл? – сквозь густое марево ввинтился визг тёти Поли. Где-то на периферии булькнул непонятный звук, изданный, скорее всего, Марией. – Ирочка, доченька. Как же так…
– Ты забыла своё место, Полина?! – приложился кулаком по дубовой столешнице Немцов, повышая голос и одновременно подтаскивая меня к ноге. – Твоя работа прислуживать! Вот и прислуживай молча!
– Когда ты стал таким? – прошептала Поля, сдавленно всхлипывая. – Отец устал в гробу переворачиваться.
– Ничего. Движение жизнь. Правда, не про него, – зло хохотнул Игнат, скрепя деревянными ножками. – Накрывай на стол.
Немцов сел на стул, перекидывая цепь на спинку, взял стакан с водой и, как будто происходящее норма, спокойно его опустошил, гулко глотая живительную жидкость. На мгновение промелькнула мысль попросить попить и смочить пересохшее горло, но сразу её отогнала. Не самый лучший момент, чтобы привлекать к себе внимание. Апофеозом тихого, семейного ужина стала тарелка с едой, небрежно поставленная на пол передо мной.
– Ешь, шавка, пока хозяин добрый, – с издёвкой обронил Игнат, двигая миску мыском ботинка, пока она не упёрлась краем в мои колени.
От доброты хозяина тошнота подпёрла к глотке. Если, зайдя в дом, запах мяса показался божественным, то сейчас от специй, чеснока и трав только мутило, накапливало кислую слюну и вызывало полное отторжение к пище. Я не знаю, с кем Немцов привык играться, кого кормил как собаку на полу, но мне кусок не лез в горло. Как вообще всё это можно сносить, набивать желудок и культурно потягивать вино.
Смотрела невидящим взглядом в расплывающееся блюдо, ссутулившись и стараясь хоть немного прикрыться волосами, повторяла причину своего положения и отсчитывала секунды до конца этого вечера. Время, на удивление, замерло. Время, вообще, странная штука.
Когда тебе хорошо, когда ты смотришь на закатный горизонт, раскрашенный яркими мазками уходящего солнца, сидя на берегу моря, когда рассекаешь дорожку в бассейне, и прохладная вода приятно обволакивает тело, держа его в невесомости, когда несёшься на автомобиле по пустынной трассе, соревнуясь скоростью с неугомонным ветром, оно стремительно осыпается песком, не позволяя зависнуть в вечности.
