Все за столом молчали, пока расторопные сотрудники ресторана убирали осколки и остатки моего проступка. Искренне приносили извинения. За мой же поступок. Смешные. Но вот мне нисколько не хотелось смеяться. Наоборот, хотелось кричать, что есть мочи, чтобы меня услышали. Кричать так, чтобы горло начинало болеть. Кричать, пока у меня голос не пропал бы. Но меня окружали совершенно глухие люди…
Я поймала на себе предупреждающий взгляд отца. Лучше бы ты свою мадам предупредил и на место вернул. Туда, откуда ее вытащил и в дом моей матери привел. Мама, наверное, в гробу уже десятки раз перевернулась, что папа так поступает с ее домом и с ее дочерью.
− Ника, мы с Мартой решили и подали заявление, − на одном дыхании выпалил отец те самые «заветные» слова для меня, затем с нежной улыбкой взглянул на змею. – И теперь мы будем жить все вместе, как одна семья, − и снова взгляд, теплый и ласковый, на чужую женщину, только не для родной дочери.
Мне же достался совсем другой взгляд. Суровый, не терпящим возражений, холодный. «Когда же ты, папа, вместо дочери предпочел чужую женщину?» Но вместо того, чтобы задать свой вопрос вслух, я отсалютовала новым бокалом родителю, который уже успели заменить на такой же, что и прежде, и наполнить.
− Значит, вас можно сердечно поздравить? – с горечью в голосе проговорила я, затем отпила вино и чуть его не выплюнула. Кислое, горькое, как и моя жизнь с сегодняшнего дня. – Но я не поздравляю тебя, ПАПА, − обращение к отцу я выделила специально. − Нисколько. Ни счастья, ни любви тоже не пожелаю, ведь их у меня нет. А как желать того, чем сама не владеешь, да, отец? Ни любви, ни тепла, ни нежности. Вместо родной дочери ласка чужой женщины.
Горский Владимир Александрович от моих слов изменился в лице. Побледнел.
− Веро́ника! – рев отца заставил всех замолчать и замереть, а от грохота его кулака по столу попадали бокалы, приборы подскочили и слишком громко звякнули о тарелки. Что-то даже снова упало на пол.
Марта рядом с ним аж подпрыгнула и вскрикнула. Остальные посетители все разом повернулись в нашу сторону с возмущенными лицами. Я же внешне оставалась такой же спокойной, какой была, только вот внутри выли волки. Улыбнулась и всем отсалютовала бокалом. Администратор готов был снова оказаться возле нашего столика, но папа жестом остановил всех. Конечно, зачем давать знать чужим людям о том, что творится в семье у самого богатого и влиятельного человека в нашем городе.
− Что, правда глаза колет? – подалась я немного вперёд. − Ладно, ты забыл маму, даже ее фотографии убрал со стола и из своего кабинета. Чем они тебе помешали? Или это твоя новая пассия была недовольна ее негласным присутствием между вами, и ты решил загнать себя под ее каблук? С глаз долой и из сердца вон, правильно, как и из памяти? Я еще могла простить тебе этот жалкий поступок, но только не то, что в дом, который строила мама, обставляла его с любовью и заботой для тебя, для меня, ты решил привести другую, несмотря на мои протесты и выходки. Желаю вам…
И осеклась. Не знала, что желают в таких случаях. Плохого сулить язык не поворачивался. Все-таки, он мой отец и кроме него у меня никого нет ближе. Не было. А вот у него теперь на первом месте не родная дочь, а чужая женщина. Просто залпом допила содержимое своего бокала, поставила его на стол, в последний раз взглянула на отца и просто ушла оттуда. Молча.
