Зачем я там была нужна? Третья лишняя. Для чего только позвали? Унизить? Уничтожить? Показать мне, что я другого и не стою, кроме как быть на вторых ролях?
Туманной головой вышла на улицу. Водитель и охранник в одном лице тут же появился рядом со мной, стоило мне оказаться на улице. В руках он держал мою верхнюю одежду, про которую я совершенно забыла. Он накрыл мои плечи и повел в сторону машины отца. Я не стала противиться и вызывать себе такси, чтобы добраться до дома. Не в таком состоянии. Словила на себе участливый взгляд того самого охранника, который был рядом с нами, когда еще жива была мама, сжала кулаки и просто забралась на сиденье машины. Весь путь до загорода, где в одном из элитных поселков находился наш дом, я всю дорогу смотрела в окно. Слез отчего-то не было. Я думала, что буду рыдать всю дорогу, но нет. В душе была пустота, как пустыня Сахара, где гулял один лишь безжалостный ветер, не давая покоя песку. У меня же внутри поселилась боль, въедливая и только разрастающаяся в геометрической прогрессии.
Вздрогнула, когда мы заехали за ворота нашего участка. Мне впервые не захотелось находиться здесь. Словно отец осквернил память о маме и дом теперь казался совершенно чужим. Анатолий Валерьевич, охранник, открыл мне дверь.
− Ника, − обратился он было ко мне, словно хотел выразить поддержку или что-то сказать, но я остановила его.
− Не надо, дядь Толь. Со мной всё хорошо, я справлюсь, − и медленно двинулась в сторону входа. – Сообщите папе, что я дома и что со мной все хорошо, лишнего сообщать не стоит, или не говорите ничего. Отдыхайте.
Я не стала дожидаться ответа мужчины, который знал меня с самого рождения и по-своему за меня переживал и беспокоился, возможно, даже опекал. Вон, даже чужому человеку, подчиненному есть до меня дела, но только родному отцу.
Дом встретил меня темнотой и тишиной. Вдохнула полной грудью, но прежнего трепета не почувствовала, как и родного запаха, будто за один вечер все тут поменялось. Словно после новости о женитьбе отца я резко оказалась здесь чужой. Будто одно лишь словесное заявление выбило меня из обычного уклада жизни отца. Вот была Веро́ника Горская и уже нет ее. Сломали и выбросили, как ненужную вещь.
Провела рукой по стеклянной консоли, что стояла в прихожей, словно проверяла пыль на поверхности. Остановилась, добравшись до дорогой вазы на ней, где стояли свежие цветы. Замерла на пару секунд. Раньше мама всегда сама составляла цветочные композиции и расставляла их по всему дому, сейчас же этим занимались специальные люди. Без души и особой любви, за хорошие деньги и потому что надо, это их работа.
Зачем-то толкнула ее. Хрупкая вещь упала на пол и, соответственно, разбилась. Улыбнулась злорадно, словно звон бьющегося фарфора принесло моей душе успокоение. Под моими ногами тут же образовалась лужица, как и оказались поломанные цветы. Под громкий звук тут же прибежал другой охранник, который в отдельной комнате следил за камерами по периметру дома и не только. Видимо, все остальные сотрудники уже разъехались по своим домам, иначе они бы тоже выскочили из своих укрытий. Шутка ли, когда дочь их работодателя что-то ломает.
Мое поведение всегда было безупречным. Я всегда вела себя безукоризненно: дома или вне дома, за столом, в гостях или в ресторанах. Всегда. Я была дочерью самого Горского и соответствовала этому статусу. Никогда не показывала на людях свой страх, свою слабость, свою боль и свои ошибки. Кроме сегодня.
