Завещаю вам жизнь - страница 23

Зейц потряс рукой, гася спичку:

– Если кто и остался на свободе, господин майор, так это ненадолго. Еще неделька – и мы загребем всех.

– Расследование идет так успешно?

– Да, господин майор. Вы, кажется, кое-что видели в Бельгии?

Глаза у Зейца оставались спокойными, чуть усталыми. Граве отвел взгляд.

– И… все признаются? – спросил он.

– Нет. Не все.

– Генрих Лаубе?

– Это сильный человек, господин майор. Но нам и не нужно, чтобы признавались главари. Достаточно показаний других. Кроме того, у нас есть неоспоримые улики. Суду этого хватит.

– Дело же не только в суде.

– Конечно. Но и в суде. Мы покажем немецкому народу, чего стоят эти твари. Покажем, что все они были продажными скотами, торговавшими родиной за наличные.

– Вам удастся?

– Удается то, чего хочешь, господин майор, и то, что необходимо фюреру…

Граве щелкнул под столом каблуками сапог:

– Поздравляю вас, господин группенфюрер! Можно ли из ваших слов сделать вывод, что все советские разведчики в руках гестапо? Что вы держите в руках хотя бы все нити?

– Полагаю, что да.

– Еще раз поздравляю вас. Кстати, господин группенфюрер… А эта женщина, Инга Штраух? Ее связи тоже выявлены?

– Штраух? – Зейц почесал глаз, сделал вид, будто рассматривает несуществующую соринку. – Ах эта!.. Да. Видимо, это был третьесортный агент. Она только пыталась начать работу.

Граве упорно смотрел в полированную столешницу.

– Значит, она ничего не сказала, господин группенфюрер? И вы не обнаружили ее связей?

Зейц пожал широкими плечами.

– Если бы у Штраух существовали широкие связи – мы бы их выявили, – резковато ответил он. – Наблюдение за Штраух велось давно.

– В ее квартире ничего не найдено?

– Нет.

– Телефонное подслушивание?

– Обычные разговоры.

– Допросы близких и соседей?

– Ничего, господин майор. Уверяю вас, мы свое дело знаем.

Граве наклонил голову в знак глубочайшего уважения к профессиональным способностям собеседника.

– У командования абвера, – сказал Граве, – в частности, у моего шефа, существует другая точка зрения на Штраух. Командование абвера полагает, что в Инге Штраух мы имеем крупного советского разведчика.

Зейц вскинул голову, поднялся, прошелся по кабинету, резко остановился у окна.

– Любопытно! – раздраженно, с насмешкой сказал Зейц. – Можно узнать, из каких фактов командование абвера делает такие выводы?

– Можно, – холодно, сдержанно сказал Граве, поднимая глаза и уже не отводя их. – Из того факта, что против Инги Штраух до сих пор нет никаких улик, господин группенфюрер.

Зейц покачнулся на носках сапог, закинул руки за спину и рассмеялся. Его полная, белая, стянутая воротником мундира шея раздувалась.

– Ну, знаете! – прохохотал Зейц. – Следуя вашей логике, надо признать, что Генрих Лаубе – только подручный у кого-то: ведь против Лаубе у нас десятки улик!

Но Граве не разделил веселья группенфюрера и не смутился.

– Имя Штраух названо в телеграмме, – сказал Граве. – Названо наряду с именем Лаубе. Значит, ее ценили не меньше. А отсутствие улик – лишнее свидетельство тонкой работы и огромного опыта.

– Прекрасно! – сказал Зайц. – Почему же вы не засекли ее радиста?

– Как знать, не засекли ли… – сказал Граве.

– Что-то новое?

– Нет, – признал Граве. – Но вот что любопытно. В июне сорок первого одна из берлинских подпольных станций прекращала работу до января сорок второго. В январе она снова вышла в эфир и работала до мая. Потом опять умолкла… Может быть, это и была рация Штраух?