– Как доказывали свою правоту-то? Ты мог настоять на своём до конца поездки, и наплевать на мнение остальных. Правда моя, и точка!
Было ещё одно обстоятельство – второй товарищ обладал суровой внешностью. Неокрепший нравом молодой человек спустя время понял, что попутчики были неслучайными. Он долго не мог об этом забыть, вспомнил и после освобождения, почувствовав, что железная дорога отрывает от реальности – в монотонных стуках рельсов есть что-то необъяснимое. Значительное расстояние он преодолел, упражняясь ничего не держать в мыслях и допустил, что контроль над собой при этом ослабевает, о чём не могли не знать опытные пассажиры.
– Он вёз с собой несколько книг, среди которых отыскался словарь, – ответил он, сделал небольшую паузу и пошёл дальше. – Устроился на завод и ждал заселения. Но после четырех дней жизни на вокзале я раздумывал бросить всё и вернуться домой.
– Я слышала истории про оставшихся в пути без денег людей. И теряют, и вытаскивают, и обманывают, а доехать надо, ещё покушать… Представляю, что они испытывают.
– Со мной не так критично было. Я два раза в день ел в заводской столовой по талонам, вечером пешком возвращался на вокзал и продолжал на что-то надеяться. Чудо свершилось там же, на исходе четвёртого дня: мне встретилась она.
– Толпы людей, большие сумки, поезда, девушка мечты… Прямо, живая картина!
– Для полноты можно добавить снег, фонари, голос дикторши, – сказал он в прежнем невесёлом тоне. – Я периодически покурить выходил на улицу. Отъезжавшие поезда вызывали скуку, прячась из вида, как безвозвратно уходящее время. Это потом задаёшься вопросом, а правильно ли я поступал, проводя целые дни на заводе. Мог бы найти источник ежедневного дохода и место для ночлега.
– Пропуск уже был на руках, что ли?
– Нет, в седьмом часу утра не проверяли, а на выходе охранники вглядывались в глаза на предмет трезвости. Ещё заборы… Настала пятница, на последующие два дня у меня и мыслей не было, куда податься. Дело шло к тому, что предстоит обратная дорога. Я поинтересовался у проводников, как уехать без денег, оказалось, что можно.
Мамалиева вопросительно посмотрела на него, и тот уточнил.
– Заходишь в пункт милиции при вокзале и заявляешь, что тебя обокрали – там же подсказывали. Видимо, это не редкость на дорогах, если обязаны тебя посадить на первый же поезд, но белья не дадут и не накормят. Ещё успел соскучиться по родной речи. Это я понял, услышав её вдруг: молодая пара прошла мимо меня, что-то эмоционально обсуждая. Первым желанием было заговорить с ними, но тональность общения не дала мне сделать шаг. Сигарета была выкурена, сам озяб, и найти свободное кресло в зале ожидания нелегко, но что-то держало меня. Спустя несколько минут я снова увидел ту самую девушку – она одна возвращалась к зданию вокзала. В это время к решётчатому забору, который отдалял перрон от привокзальной площади, подъехала машина, и фары освятили лицо незнакомки. Заметив слёзы на глазах, я не мог оставаться на стороне. Она дрогнула, затем ответила, что ей немного нездоровится. Первым делом спросила, как меня зовут, как будто это важнее всего. Сама назвалась Руной, а с возникновением недоразумений опровергла это. Я виноват в её гибели, за что и отсидел. Я в суде узнал, что её полное имя было Румина, а фамилию и дату рождения не зафиксировал в памяти.
– Опять забегаешь вперёд, – заметила Мамалиева.
