И тут я вспомнила, что оставила там, внизу, Джинни. Одну на растерзание этой пьяной толпе. Нужно убедиться, что с ней все в порядке. И теперь я даже хотела, чтобы вернувшись, Марко не нашел меня здесь. Иначе это было равносильно тому, что цыпленок будет смиренно ждать, когда ему свернут шею. Не хочу.
Я подошла к двери, прислушалась — тишина. Потом аккуратно приоткрыла узкую щель и выглянула. К счастью, коридор оказался пустым. Наверняка все празднуют во дворе, даже слуги. Я не слишком запомнила дорогу, потому что просто ничего не видела перед глазами. Я старалась ступать как можно тише, чтобы каблучки не стучали по мраморной плитке, кралась вдоль стены. Вскоре послышалась музыка.
Я остановилась на развилке трех лестниц — узкие боковые и центральная. Все вели вниз. Я совсем не помнила, по какой именно мы поднимались. Вероятно, по центральной. Но сейчас она умножала шансы быть замеченной. Я решила свернуть на боковую, ту, что слева.
Лестница была узкой, полутемной. Лишь редкие диодные огни, дающие неприятный синеватый свет. Наверняка вела в какие-нибудь подсобки. Чем дальше я спускалась — тем тише становилось. Наконец, я вышла в какой-то полутемный коридор с дверями по обе стороны. Лишь одна была приоткрыта, и из щели выбивался яркий пучок света. Надо поскорее здесь проскочить.
Я пошла вдоль противоположной стены, но, тут же, остановилась, как вкопанная, услышав отчаянный женский визг. И голос своего мужа:
— Откачай суку!
Я остолбенела, не в силах пошевелиться. Стала деревянной. Буквально застыла в жилах кровь. По хребту прокатило ледяными мурашками. Понимала, что надо бежать прочь, но стояла и таращилась на световую щель. В голове тепло шумел алкоголь, и я чувствовала себя безумной. Мне буквально жизненно важно было узнать, что там происходит. Кто кричал, и что делает мой кошмарный муж. Я должна была видеть. Эта мысль пульсировала в висках, будто зомбировала.
Я сняла туфли, прижала к груди. Босая, на цыпочках пересекла коридор и прижалась к стене, маленькими шажочками пробираясь к двери. Сердце обрывалось, во рту пересохло. Я стиснула зубы и заглянула. И в корнях волос будто отвратно закопошились муравьи.
Я увидела голые серые стены, светильник без плафона на длинном шнуре. Прихвостни Марко стояли, глядя в одну сторону. Мой муж вполоборота сидел на единственном стуле, широко расставив ноги, между которыми все так же просматривался внушительный бугор. Пятен на его расстегнутой белоснежной рубашке прибавилось. Здоровая сторона лица была почти скрыта, от лампы залегали глубокие тени, превращая его в совершенное чудовище. Прямо перед Марко на бетонном полу лежала на спине недвижимая женщина. Довольно молодая и, кажется, красивая. Длинные черные волосы рассыпаны, голова запрокинута, глаза закрыты. Я не понимала, жива ли она. Без сомнения — это она так ужасно кричала, больше некому. Ее цветастое платье было разорвано от подола до ворота, открывая на обозрение тяжелую грудь с темными сосками. Внизу мягкого живота чернела растительность. Белья не было. Смуглая кожа казалась сероватой. Ее били — на теле просматривались красные пятна разной интенсивности, несколько кровоточащих ссадин. Но я зажмурилась и едва не закричала, увидев торчащую из ее окровавленного бедра рукоять ножа. Что эти ублюдки с ней делали? И за что?
