– Пани Лиза, а давайте-ка я возьму вашу старшую дочку в няньки, – неожиданно предложила хозяйка, провожая до порога, – Тадеушу годик исполнился, скоро на ножки встанет, за ним нужен глаз да глаз.
***
Приближался Новый год. Явившись на работу, Елизавета застала хозяйку в сильном возбуждении. Та со страдальчески воспалёнными глазами ходила взад-вперёд по комнате, теребя носовой платок.
– Что стряслось, пани Фальковская?
– Облавы, расправы, пани Лиза. Постоянно облавы и расправы, – зашептала та.
– На поляков?! – удивилась Елизавета.
– Слава Богу, нет. Мы ведь покорились… Но эти бедные евреи! Мало того, что им сделали ничтожные нормы продуктов по карточкам, так и просто со свету сживают, – она всхлипнула, промакнула платком уголки глаз. – Вчера я наведалась к Вуйчикам, что на другой улице. Сидим с Майей, за жизнь разговариваем. Вдруг слышим рёв мотоциклов, крики неподалёку. Она схватилась, побежала за сыночком – тот уходил погулять с друзьями. Я – к окну. Смотрю, немцы из дома напротив людей выгоняют: старика, женщин… Автоматами в спины тычут, орут: «Где ещё одна?! Отвечайте, еврейские свиньи!». Тут верзила показался. Волочёт за волосы дивчину и злобно так своим: «Думала, мразь, что в печке её не найду!» Подтолкнул к остальным и давай из автомата строчить. Потом позапрыгивали на мотоциклы, умчались.
Пани Фальковская затряслась всем телом, уткнулась лицом Елизавете в плечо. Дождавшись, пока та успокоится, Елизавета спросила:
– А что с пани Вучик и сыном?
– Сильно боялась, как бы под огонь не попали. Жду, а их всё нет и нет. Но всё же вернулись. У соседей переждали, там, где дети играли. Майя говорит, боялись нос из дома высунуть. А ещё… что очередную еврейскую семью расстреливать будут… Несчастные евреи! В какие только щели ни забиваются, всё равно эти звери их находят… Пани Лиза, никому двери не отпирайте! Берегите деток!
– У нас в роду евреев нет. А если задумают советских изводить, замки не помогут, – задумчиво проговорила Елизавета…
Когда новогодним утром раздался настойчивый стук в дверь, те слова пани Фальковской вспышкой прорезали память. Сжавшись от испуга, Елизавета осознала, что дома из взрослых одна. Соседки в праздничную ночь отправились куда-то вместе с детьми и до сих пор не вернулись.
Поначалу она усомнилась, стоит ли открывать. Но, заперев детей в комнате, всё же пошла. Приоткрыла дверь. На крыльце стоял человек в красном колпаке и длинном пальто, украшенном бумажными снежинками. На лице вместо усов и бороды кудрявилась мочалка.
– Есть ли в доме деточки? – скидывая с плеча мешок, громко проговорил гость, в деланно низком голосе которого, слышалась женщина.
Ряженная приблизилась и прошептала в лицо:
– Советские?
Елизавета кивнула.
– Я учитель. Местная партийная ячейка выявляет своих. Вот, насобирали одежды, брошенной беженцами. Раздаём под праздник. Зовите ребятишек.
Елизавета впустила гостью в прихожую. Вывела детей.
– Мама, это кто? Я боюсь, – прячась за спину и цепляясь за подол юбки, пропищала Арина.
– Аринушка, не дрейфь. Это Чарный Петрусь. Дед Мороз по-нашему.
– Не слушай. Сказки, – буркнул Коля. – Никаких Дедов Морозов не бывает.
– Как это не бывает? – наигранно возмутился «Чарный Петрусь». – А кто же по-твоему подарки детям приносит?
Вид у Коли стал более заинтересованным.
– Что ещё за подарки?
– Да вот же! Налетай! Разбирай!
