– Еще бы! – выпятил Венди грудь. – Ей нужен мужчина посолидней!
– Да, но где же его взять? – Пусть особенно не выставляется.
– Ладно, идем, – открыл он дверь на выход. – Узнаем, что там у темных на уме.
– А как же Марияр? – вышел я в коридор следом.
– Позже поищем.
Мы снова направились ко мне… вернее, в покои принца Кармаэля, на императорский этаж. На сей раз не таясь. Венди шел рядом, в двух шагах от меня.
– Больше грации, – поучал он. – У Кадемонии шаг плавный и легкий, а ты шагаешь, как бегермот на выпасе. И подол платья держи изящно, это тебе не какая-нибудь мешающаяся под ногами тряпка!
Вот же привязался!
Как назло, из-за поворота вывернула Пати.
Я от неожиданности споткнулся, но Венди придержал за локоть.
При взгляде на Кадемонию Пати прищурилась – явный признак, что кэшнаирская принцесса ей не нравится.
– Ваше высочество, – чуть склонила она голову на приветствие и обожгла взглядом Венди – тот подобрался и принял независимый вид, но мой локоть не отпустил. – Что вас к нам привело? – спросила она Кадемонию в моем лице.
Друг не дал и рта раскрыть.
– Принцесса очень соскучилась по своему ненаглядному женишку, Кармаэлю. Вот, просила проводить, боялась заблудиться, я верно говорю? – уставился он на меня, ища поддержки.
– Скучаю и очень! – вырвал я локоть из лап этого проныры. – Он у себя? – тепло улыбнулся я Пати, но она не оценила, осталась равнодушной. Что это? Не поделили Эсмирато, или Пати сразу невзлюбила Кадемонию?
– Принц Кармаэль плохо себя чувствует, – сообщила она. – У него всё утро голова болит, так что…
– Так и что? – подхватил Венди. – Визит хорошенькой девушки еще никому не повредил… Даже на смертном одре! – подмигнул он Пати и повел меня дальше, игнорируя ее недовольный взгляд.
– Голова у него, видите ли, болит…
– У нее… – поправил Венди. – Скрывается.
– Ага. Руку убери.
– Убери да убери! – проворчал он, послушно убирая. – Я ведь для тебя всё стараюсь. А ты!
– Знаю я, для кого ты стараешься.
– И почему ты из меня злодея делаешь? Я для тебя на всё иду, а ты для меня и в малости снизойти не хочешь!
– Тебе какую щеку: левую или правую?
Он даже приостановился и благоговейным шепотом спросил:
– Для поцелуя?
– По какой, спрашиваю, тебе благодарность отвесить, чтоб разум вернулся?
– Нет… у тебя нет сердца! Вместо него – камень. Да я для тебя этого кэшнаирского хмыря Врата держать учил, а это терпения сколько надо! А кто-то мне спасибо сказал? Куда там! Одни приказания. А как я чего попрошу, так сразу: по какой щеке… А я, между прочим, его терпеть не могу, ты знаешь, но пошел на жертву такую, потому что тебе был нужен мой опыт и знания, а что получил? Одни попреки!
Из-за его болтовни я не заметил, как мы вывернули в знакомый до боли коридор, и не увидел будто только нас и поджидающую парочку, пока не стало поздно.
Эсмирато улыбался той трогательной и раздражающей улыбкой, от которой хотелось рвать на себе волосы. О! Он знал! Он хорошо знал, что случилось и не скрывал триумфа во взгляде, особенно потому, что мы так вовремя появились, не ожидая засады.
Рядом с ним стоял высокий, статный юноша с длинными, по плечи, волосами и тлеющим огнем в глазах. Темный камзол и узкие штаны обтягивали его фигуру.
Я остолбенел, взирая на себя, Кармаэля, со стороны.
– Думаю, ничего объяснять не нужно, – начал Эсмирато. – Но, может, у противоположной стороны есть вопросы?
