…Я над чем-то смеялся, запрокинув голову, сидя на софе, где очутился каким-то чудом. Вуаль дыма заволокла комнату, оседая на бархатных подушках, скрадывала отблески света зажжённых масляных ламп, просачивалась сквозь полупрозрачные занавески, развешанные по всей комнате – за ними мерещились человеческие силуэты. Откуда-то лилась струнная музыка.
Эсмирато кружился в завитках дыма с демонической улыбкой.
– Как думаешь, – зашептал мне в ухо Венди, – у него есть что-нибудь под халатом?
Мысли то стремительно летели, словно мотыльки на свет, то вязли, как в болоте.
– Иди да проверь.
– Я не по этой части.
– А я по этой?
Девушка с заплетёнными во множество косиц волосами и большими подведёнными тушью глазами, облачённая в шаровары из зелёного шёлка и золочёный лиф, плавно двигалась в танце. Перетекала из одного положения в другое, как ртуть. На ее щиколотках и запястьях сверкали браслеты. Она казалась сотканной из ароматов масел и вездесущего фиолетового дыма.
Я любовался ею, заворожённый и взволнованный.
– Нравится моя
тель'яри
? – донёсся до моего сознания голос Эсмирато. – Хочешь, она будет твоей?
В памяти сонно всплыло «наложница», и я удивлённо посмотрел на принца. Но того рядом не оказалось. Может, он спросил меня миг назад, а может и час. Время странным образом растягивалось, замирало, а то вдруг неслось с невероятной скоростью.
Окутанный вуалью дыма рядом с
тель'яри
кружил Венди с развивающейся занавеской в руках. Я почувствовал укол ревности, но не шелохнулся, наблюдая за танцем, подперев пальцем висок.
– Она сказала, что я её господин, – поведал друг, вернувшись из плена красавицы.
– Неужели? – Получилось неожиданно злобно. – Может, тогда заберёшь её в свой гарем?
Он рассмеялся, будто я сказал какую-то шутку, и исчез в дымке.
В следующий раз Венди обнаружился сладко спящим на ковре в обнимку с… бархатной подушкой. За окном царили сумерки. Сколько прошло времени?
Поднявшись с софы, ощутил ветерок, так чудесно освежающий, и заметил колышущиеся занавески в соседней комнате. Там располагалась спальня, стояла большая кровать под шёлковым балдахином. Помедлив у открытых дверей, решил, что пора уходить, пока тёмный ещё что-нибудь не придумал, но меня остановил его оклик.
– Входи, не стой в дверях.
За занавесками у распахнутого окна его было почти не видно, лишь силуэт на фоне темнеющего неба.
А я бы, честно говоря, лучше ушёл.
– У вас красивый закат.
– Да, – согласился я.
– Но в Кэшнаире красивее.
Если он остановил меня, чтобы сказать это…
– Я думал, он везде одинаков.
– На родине лучше. На родине всё лучше, – вздохнул Эсмирато. – Но не будем об этом. Вспомнив о Кэшнаире, я лишь хотел сказать, что традиции и обычаи нашей страны нами свято чтятся. Мы вовсе не варвары, как считаете вы.
Варвары? Это он точно подметил.
Я встал рядом с ним у открытого окна. Внизу, укрытый лёгким покрывалом надвигающейся ночи, раскинулся сад. Деревья безмолвными стражами обступали озеро, вобравшее в себя краски неба – от оттенков фиолетового до тёмно-синего.
– Она тебе нравится?
– Кто? – не понял я.
– Моя сестра.
Я замер, ошарашенный, что он осмелился спросить напрямик.
Да кто он такой, чтобы я с ним об этом распространялся?
– Не пойми неправильно, но я за неё переживаю и хочу убедиться, что твои намерения не поставят под угрозу её будущее.
Не пойми неправильно? Да я его вообще не понимал, никак. Вряд ли Кадемония нуждается в его защите. Об этом и сказал.
