Жертва короля - страница 10

У палача оказалась тяжёлая рука, а у Тиля – не такая уж крепкая спина.

– Ты хоть знаешь, за что меня тут мучишь? – когда плеть отсвистела двенадцатый раз, выдавил Тиль. Умудрился даже повернуть голову, чтоб видеть палача. Тот задумчиво почесал бороду и признался:

– Так, а разницы-то?

– Может, не за дело, а по ошибке.

– Экий умник, а. – От нового свиста в животе похолодело, и Тиль заорал раньше, чем спину разодрало в новом месте. – Ежели на тебя Величество прогневался – так за дело.

– Что ж вы его за человека-то не считаете? – отдышавшись, укорил Тиль. – Уже и ошибиться нельзя. У него и так жизнь, небось, несладкая. Этого казни, того покарай, третьего награди…

Вместо нового взмаха послышался вздох – над самым ухом. Тяжёлая ладонь легла на загривок, небрежно встрепала волосы.

– Дурак, что ли, совсем? Язык-то угомони. Чай, не лишний тебе.

– А спина-то лишняя?

– Заживёт. – Рука исчезла, зашаркали по полу тяжёлые шаги. – А жизнь тебе новую только Ташш подарит.

– И хорошо, – мрачно согласился Тиль. – Умнее буду и в такое дерьмо не влипну больше.

– Ума набираться – дело хорошее, – поддержал палач и снова засвистел кошмарную песенку. Тиль теперь наверняка узнал её – это та, что про пастушку и её любовника-мага. Пришёл, обещал её увезти за бескрайнее море, а она ему – или не поеду, или бери меня с моими сорока овцами…

Тиль впился пальцами в цепи и проглотил крик, который растёкся по нутру чем-то тяжёлым и горячим, а затем брызнул из глаз. Представилась почему-то мать – наверняка сидит и ревёт, и сестра, и мелкий, и псина эта дурацкая, что вечно под ногами мешалась. А он ведь обещал матери, что поможет, что справится, старший ведь, никого другого нет, вот и не надо ей крутиться, он покрутится за неё.

Вот и покрутился.

Больше Тиль не кричал – только стирал пальцы о металл.

– Не ори, – первым делом шепнули ему в ухо.

Тиль и не думал орать – ему, в конце концов, заткнули рот куском одеяла, бесцеремонно, неумело и довольно противно. Вместо этого он состроил легко читаемую гримасу: «Что, собственно, происходит?»

В темноте различить удавалось только огромные блестящие глазищи, сощуренные в попытке то ли приглядеться, то ли пригрозить. Но вот глазищи отдалились, убралась со рта ладонь, позволяя выплюнуть сухое, пахнущее чем-то травяным одеяло. Вспыхнул один огонёк, второй, и Тиль уверенно заявил:

– Девчонка. Ого.

Существо, застывшее с тонкой свечой в руке, явно пыталось выглядеть мальчишкой, но у мальчишек таких пухлых и миленьких лиц не бывает. Тиль кое-как уселся на постели, стараясь не тревожить спину, пригляделся и довольно повторил:

– Да, точно девчонка.

– Смотрите-ка, не слепой. – Подсвечник стукнулся о стол рядом с загадочной глиняной плошкой, которой там не было, когда Тиль засыпал. И круглого таза не было, и сладковато-едкого запаха, щекочущего нос.

Девчонка замерла на миг, а потом залезла на стол сама, одним лёгким прыжком, уставилась на Тиля, по-птичьи склонив хитрющее лицо, и сказала:

– Теперь понятно.

И что это ей, интересно, понятно?

– Понятно, – сказала она опять, – почему на тебя Его Величество так бесится.

– Характер потому что козлиный у Величества? – вежливо предположил Тиль, усаживаясь так же, как она – наклонившись вперёд, руки спрятав под задницу, как любят сидеть дети, когда им что-то ну ужас как интересно, а приблизиться нельзя.

Она оценила – улыбнулась, выпрямилась. Тиль повторил – и улыбку, и сел прямее, но не сдержался – наморщил лицо, когда задела исполосованную спину ткань рубашки.