Она замерла на месте и открывала и закрывала рот беззвучно — как рыба. Очевидно в шоке оттого, что я посмела ей ответить. Судя по её бледному лицу, она восприняла мои законные требования как оскорбление.
— Да как ты смеешь, девка! Совсем одурела!.. — госпожа Рокомо хлопнула по своему расписному кимоно, как обыкновенная деревенская торговка. Взгляд маленьких масляных глазок забегал, ища поддержки.
Но Ёнсу молчал, будто поражённый тем, что у меня вообще есть голос.
“Сейчас или никогда”, — мелькнуло в уме.
Голова закружилась от смелости.
Губы произнесли:
— Я жду!
Я постаралась добавить в свой голос металла… но получилось плохо. Я этого не умела. Я всегда была тихой и мягкой, за это меня и полюбил Ёнсу — так он говорил. И я, стараясь быть ему кроткой невестой, всегда уступала, никогда не спорила.
Но та девочка, в жизнь которой мне удалось заглянуть… она словно сумела бы постоять за себя. Я это в ней чувствовала — какой-то стержень, которого во мне никогда не было. И сейчас с отчаянием обречённой просто скопировала её интонации, как я себе их представила в такой момент.
— Лианари! — опомнился Ёнсу.
Сердце дрогнуло.
Неужели он одумался? Понял, какую несправедливость совершает?
Но нет.
— Как ты смеешь дерзить моей матери?! — рявкнул Ёнсу. И рука бывшего жениха больно схватила меня за плечо, сминая рукав.
— Немедленно отпустите, — процедила я, из последних сил удерживая на лице маску смелости, — вы мне никем не приходитесь! И прикасаться к чужой девушке не имеется права! За это полагается двадцать ударов палками по пальцам. Я ничего не путаю?!
Ёнсу в шоке распахнул глаза. Кажется, его удивление достигло предела.
— Да как ты… — кажется, он хотел повторить мне свою прошлую реплику слово в слово. Видимо, его заклинило и новой он придумать не мог. Но в этот раз его голос прозвучал вяло, а рука как бы невзначай стекла с моего плеча.
— Кто тебя трогает! — выплюнул Ёнсу. — Кому ты нужна? Много чести!
— У вас же чести вовсе нет, — перебила я, поражаясь собственной выдержке: — Позорите хранителей своей семьи недостойным поведением. Выгоняете ту, кого должны защищать, даже без видимости расследования. Да помилуют вас боги.
Ёнсу сжал зубы. Желваки проступили на его острых скулах.
Он всё ещё был красив, но моё сердце больше не трепетало при виде него. Наоборот, в груди было холодно, будто душу обернули в ледяной кокон, а в центр вонзили иглу. Я любила его… Нет — скорее свои иллюзии. И теперь эта любовь во мне мучительно умирала.
Пока Ёнсу и его мать собирались с мыслями, выдумывая мне новые оскорбления, я подхватила узел со своими вещами.
— Кулон, — напомнила я, насколько могла сурово взглянув на госпожу Рокомо.
— Подавись, дешёвка! — взвизгнула Рокомо, швыряя мне в лицо кулон. “Металлический” голос и мой отчаянный напор — сработали. Я чувствовала себя обессиленной этим моральным рывком. А кулон полетел мимо меня — на землю рядом.
Я подхватила его до того, как он упал и разбился, и убрала за пояс кимоно.
Но взгляда мельком было достаточно, чтобы понять: кулон утратил магию. Не было свечения. Абсолютно пустой предмет. Видимо, магия из него вышла в миг моей… (ох, никак не могу привыкнуть это произносить, даже мысленно!)… моей смерти.
Мне пока что было сложно поверить в то, что случилось.
— Бракованная девка, и артефакт бракованный! — процедила мне вслед Рокомо.
— Не забудьте прислать мои вещи, — перехватив узел с самым дорогим поудобнее, я бросила на Ёнсу последний взгляд.
