деньги, чтобы вернуться назад к месту, где они чувствовали себя
счастливыми. Так же проводились походы вокруг дома
с привалом, – смешно, но мы искали деньги, чтобы помочь
родителям стать добрее друг к другу и к нам.
Позже, через десять лет, папа спасал меня из дурной кампании, приманившей меня своим хитрым сочувствием («Даже погулять
некогда девчонке, всё время только учеба да учеба» – сетовала
мама одной из девочек, уже пьющей вино в этой компании вместе
с друзьями). Эта компания отличалась вольным поведением, грубостью, курением и тягой к спиртным напиткам, но я этого
не знала, они просто поинтересовались, как я живу, и я рассказала, а они были внимательны и даже угостили меня конфетами
с лимонадом. Два вечера я провела с ними, рассказывая о себе
и слушая истории о них. С моей стороны весь интерес к ним был уже
исчерпан.
Когда мои родители узнали от Марии Васильевны, подруги моей
бабушки со стороны папы, Елизаветы Орефьевны, о том, с кем я
общаюсь, были долгие объяснения. Всеми зоркими дворовыми
бабусями моим родителям был предъявлены страшные опасения
за мою судьбу, а также иск по отсутствию воспитания. Закончилось
всё тем, что с моих родителей компания почти готовых бандитов
потребовала выкуп за меня, и тогда «они от меня отстанут». Папа
вытянул меня из их капкана, потеряв карьеру и работу, но он сумел
объяснить мне, где мир, а где война, где грязь, а где золото, и что
является наиболее ценным для человека, что необходимо знать
личности с волей закаленной и крепкой, такой, что ни один враг
не сможет одолеть. Бусинке, чтобы не смешаться с навозом, нужно
иметь внутренний движок, толкающий ее к свету, – и человеку надо
иметь внутри поплавок, способный обнаружить в нём течение
благородных волн.
КНИЖНЫЙ ЧЕРВЬ И ЕГО ЛИЧИНКА
По ощущениям, полученным в детстве, я распознаю многие
реальные признаки окружающего меня мира, к ним добавляются
выводы из опыта общения с людьми, и происходят открытия. Вот я
восхищалась умом одного товарища, его умением находиться
поверх барьеров, – над людьми и их устремлениями и попытками, но увидев его не героем своей жизни, а его взаимодействиями
с другими людьми, я поняла, в чем трагедия этой личности.
Это даже не трагедия для него самого, а скорее, трагедии
происходят из его общения с людьми, желающими заиметь друга
и помощника, положиться на его разум и положение в обществе, а получают кукиш и множество знаков вопроса. Книжный червь
вгрызается в науку, перегрызая свои связи с миром людей, прогрызает брешь в душе человека, соприкасающегося с ним
идеями или пространством бытия, и заполнят эту брешь своей
слизью, пользуясь временем обращенного в его червивую религию.
Главным постулатом червя служит беспрекословное подчинение его
принципам, минуя свои желания, а возможности свои должны быть
обращены исключительно на червивое самолюбие, дабы ублажать
его всёзнайство, – всего на свете. Отблеск идеи червя ложится
на все его деяния, о ком бы червь ни завел речь, все ниже его
самого уровнем и не стоят внимания обгладываемого им субъекта.
Дружба в самопожертвовании червю всего, что служит жизненной
основой, почвой. А в дружбе важнее не то, насколько умен твой друг, а насколько он порядочен, не станет ли он глумиться с другими
людьми над твоими проблемами или недостатками, обрушивая твои
мечты в безнадежность.
Мое стремление стать умным человеком привело меня в объятия
книжного червя. И никто не мог помочь определить, как сложатся
