Жизнь до галактики личинок - страница 18



было – вовремя отпрыгнуть или отойти заранее, до падения на тебя

этой огромной коробки. Так и гнев человечий может внезапно пасть

на человека, и не успеешь выйти из поля гнева – разобьет всю тебя

дрессированная тяжелой жизнью волна негодования. Гибкость

характера непременно должна вырабатываться, и чем раньше, тем

лучше: психологическая гибкость в общении с людьми.

Нина играла с мячом у подъезда, громко ударяя ладошкой

о стукающийся об асфальт мяч. Дверь в подъезд была открыта, и девочке – она была бы моей тетей, если бы выжила в ту войну, —

нравилось слушать гул мяча, ударяющегося о пол, а в подъезде этот

гул был слышнее. Войдя в подъезд за подпрыгивающим

от подстегивающей ее ладошкой мячом, Нина не заметила камень

на полу, и не отошла шажок в сторону, а мяч, попав на камень, отскочил. Так вместо того чтобы оказаться возле ладони девочки, мяч покатился к лифту, меняя красный цвет на зеленый, – и только

желтая полоса, разделяющая цвета, мелькала и звала бежать

за мячом вперед. Двери лифта были распахнуты, – кто-то

из жителей подъезда, спустившись сверху, не закрыл за собой

дверцы лифта, и вышел на улицу. Сам лифт громыхал где-то наверху, позванный помочь спустится к земле жителям верхних этажей. Мяч

вкатился прямо в открытые двери и замер в ожидании дальнейшего

сценария действий.

Пятилетняя Нина не могла предугадать опасности, подбежала

к распахнутым дверям лифта и полезла за мячом, но зацепилась

колготами за гвоздь, не отпустивший ее коленки. Лифт между тем

с грохотом упал на бедную девочку, не успевшую даже напугаться.

Напугался ее брат, мой папа, вбежав за сестрой Ниной в подъезд

несколькими секундами позднее, а за папой вбежала и бабушка

Елизавета Орефьевна. Шокированные внезапной смертью

маленького любимого существа, Мать и сын секунду стояли, затем

послышался резкий крик матери, приседающей от ужаса

и осознания смерти ее ребенка – единственной дочери. Моему папе

было тогда десять лет, он был ошеломлен произошедшей на его

глазах смертью младшей сестры и криком безнадежности своей

матери. Стал поднимать ее, пытался ей помочь, как мог. На крик

в подъезд вбежали жители дома и прохожие, находящиеся

неподалеку, во дворе. С верхних этажей уже спускались

предлагающие помочь, люди. В то время оказание немедленной

помощи было реальным, никто не прятался за дверьми своих

квартир.

Эту смерть войне невозможно простить, и Нину всегда

вспоминали в нашем доме, не теряя из памяти и другие военные

воспоминания: голод, гашение фугасок, похоронки, страдания

людей.

Переживания делают людей добрее, но не гаснет боль утрат.

Папа всегда стоял за меня стеной, защищая от травм

и физических и душевных, потому что я напоминала всем

родственникам и людям, знавшим нашу семью и ушедшую Нину, в облике пятилетней Нины из памяти люди находили схожесть черт

лица с моими. Ее облик остался на фотографиях: девочка с большим

бантом, немного смеющимися глазами и ямочкой на подбородке.

Фотографию Нины бабушка берегла под стеклом в раме, как

бесценную для ее сердца картину.


ВЗРОСЛЕНИЕ – ЭТО ТРУД

В годы моего взросления, чтобы я не оказалась под глубоким

воздействием безобразной в своей алчности толпы, всегда

пугающей главной их бедой – отсутствием денег, меня привлекали

к занятиям английским и музыкой. Иногда мы с местной детворой

устраивали экспедиции по вылову мелких монет из ручья, красотой

которого приходили любоваться влюбленные и бросали в воду