Жизнь до галактики личинок - страница 17

с монстром капитала берут за живое в самом начале премьеры

жизни. А что тогда будет в конце? Самонадеянность держит свой

канат для шагов по нему твоих ног, – держит – и плавно опускает

канат до самого дна отверстой пропасти. Хватаешься за выступы

скал, корни растений, ветви и траву, пучками вырываемую при

соскальзывании тела под тяжестью материальных воплощений

духовных радостей. Потом, выбившись из сил, под занавес попыток

бросаешь все пучки, ведущие к балласту, просто садишься

на невидимый тебе объект пятой точкой – и начинаешь делать свое

дело. В моем случае – писать стихи, рассказы и записывать мысли.

И причем тут какие-то коллеги? Ты есть ты. Ты пришел в мир

не просто дышать, а делать свое дело. Это была жизнь до галактики

личинок.

Опера нищих, или Рожденные из клякс. Рисунок Елены

Сомовой, 2022

НА ВОЛНЕ

Даже среди своих коллег или друзей можно почувствовать вдруг

волну позыва к творчеству, будто скулящий маленький щенок

отчаянно пытается выбраться из корзинки, цепляясь лапами

за неподатливые прутья, крепко сплетенные и надежно хранящие

от внешних ударов случайно проходящих мимо ног, – это строки

нежности. И не уснешь теперь, пока не выпишешься, чувства

расцветают от прикосновения авторучки к бумаге, и вспыхивают

от

касания

пальцами

клавиатуры:

не

надо

бороться

за каллиграфию, – просто лети вместе с чувствами и мыслями

в открытом пространстве своего вдохновения!

Тебе помогает духовный опыт многих поколений, носителем

которых ты стал, окунувшись в учения восточных мудрецов или

классиков литературы. Во времени и пространстве ты пытаешься

найти нишу, находясь в которой возможно будет вытянуться во весь

рост, – я имею в виду рост внутреннего содержания человека, его

духовную сущность. Время вынимает начинку, заменяя ее трухой

суетных устремлений, а ты снова наполняешь себя философскими

размышлениями, ответвления которых записываешь в электронную

тетрадь. Это мило со стороны Фортуны, прославленной своей

неумолимостью, вдруг предоставить возможность истосковавшемуся

по настоящему делу человеку, стать писателем без подражаний, в которые толкают учения в университетах и продолжительные

беседы с профессорами. Ты фиксируешь факты своего духовного

взлета или неотвратимого падения какого-то человека из прежнего

твоего круга. Осознания чьего-то падения, скорее всего, тоже виток

твоего взлета, ведь зная о падшем, ты не полезешь в дебри его

падения, прознав структуру их содержания, как то мелкое

предательство или подхалимаж с целью подкупа, – это самое

безобидное из формул падения.

Уходить от пера для писателя – тоже часть предательства, которое он может исправить, отдалившись на время от толпы

и посвятив себя творчеству, к примеру, в новогодние праздники, если время будней убила работа за кусок хлеба.

Но с моим папой все было несколько иначе: работа за кусок

хлеба, да постоянная трескотня родственников по поводу недостатка

средств, вывели его в лоно черного поля отчаяния, где качественно

изменилось его отношение к миру. Он был один и не мог быть один, оттого, что был страстным собеседником, захватывающе

рассказывал о военном и послевоенном детстве, о том, как его мать

потеряла его младшую сестру Нину, ворвавшись в подъезд и увидев

девочку под прессом раздавившего ее лифта. Лифты в военное

время были не кабинками с цельными дверьми, – двери были

отдельно, и открыв их, можно было, задрав голову, увидеть, как

на тебя сверху ползет коробка с длинными тросами, и главное