С тех пор прошло свыше… семи десятилетий, но я до сих пор помню тот кошмарный случай…
* * *
Спустя месяц, 15 августа 1948 года, из института пришло официальное уведомление о моём зачислении в МЭИ. 27 августа я уехал в Апрелевку, а спустя два дня я приехал в Москву, в институт. Поселился я в Лефортовском студенческом городке, в нескольких минутах ходьбы от института, в первом корпусе. Всего в студгородке было двенадцать корпусов. Более половины из них были здания панельного типа.
Комната, куда меня определили, находилась на шестом этаже, без лифта! В небольшой комнате стояли четыре кровати (в два яруса) и ещё одна кровать возле окна. В этой комнате стоял стол и несколько стульев. Вот и всё убранство… Койки на верхнем ярусе были уже заняты, так что мне пришлось довольствоваться койкой на нижнем ярусе.
Накануне 1 сентября состоялась встреча первокурсников с деканом нашего факультета, профессором Иваном Ивановичем Соловьёвым. Он, кстати, был доктором технических наук и возглавлял кафедру релейной защиты и автоматизации энергосистем.
День первого сентября 1948 года стал началом моей студенческой жизни.
Глава 12. «Тяжела ты, шапка Мономаха…»
Первые лекции ошеломили меня! Во-первых, я ничего не мог разобрать на доске, на которой писал лектор. Во-вторых, я не в состоянии был осмыслить уравнения, формулы, геометрические построения, которые излагались в процессе лекции…
Когда я обратился к окулисту в студенческой поликлинике, выяснилось: я страдаю близорукостью… Мне выписали очки. Так что первая проблема была разрешена.
Гораздо хуже обстояло дело с усвоением материала. Осмыслить сказанное лектором, понять ход его рассуждений я был… не в состоянии! (Спустя полтора с лишним десятилетия врач-психиатр в поликлинике Института ядерной физики, где я в то время работал, поставит страшный диагноз: я страдаю… заторможенностью мышления!) Вот они, «плоды» врождённой психопатии и отравленного детства, бесчисленных болезней и ужасов минувшей войны с фашизмом…
Хочу подчеркнуть: темп лекционных занятий был неимоверный! Записать материал лекций было невозможно!
Вот память у меня была превосходной! Прошло свыше семи десятилетий после начала учёбы в институте, но я до сих пор помню, что в первом семестре нам читали лекции по следующим предметам: математический анализ, аналитическая геометрия, начертательная геометрия и теоретическая механика. По этим предметам предстояло сдавать экзамены в зимнюю сессию. Кроме того, нам преподавали основы марксизма-ленинизма, техническое черчение, технологию металлов: теория и практические занятия в мастерских на металлообрабатывающих станках, сварочных аппаратах и т. д.
Чем больше проходило времени, тем настроение моё становилось всё хуже и хуже… Я сник, пал духом… Я часто вспоминал тётю Цилю, её материнскую заботу обо мне. Мне так хорошо было дома! У меня был свой небольшой письменный стол, полка с книгами, портрет мамы над моей кроватью… Спустя много лет я писал:
…И рябина, и берёза, куст сирени под окном,
Всё в душе моей, а слёзы тихо катят ручейком…
* * *
Не радовали меня и студенческие песни, одну из которых я помню до сих пор:
С первой же минуты Бог создал институты, и Адам студентом первым был.
Адам был парень смелый, ухаживал за Евой, и Бог его стипендии лишил…
От Евы и Адама пошёл народ упрямый, такой неунывающий народ.
Студент бывает весел в период между сессий, а сессии всего два раза в год.
