НЕЛЛИ. Обещаю вам, мистер Пулитцер, если вы дадите мне шанс поработать в вашей газете, ни одна моя статья не будет печататься после некрологов.
ПУЛИТЦЕР. Здесь нет ничего личного, дорогая. Ты, похоже, интеллигентная девушка, и, возможно знаешь, как писать на английском, раз в Питтсбурге тебе позволили шесть месяцев писать о Мексике, где никаких новостей нет, поскольку там ничего не происходит, вот и выдумывать о мексиканцах можно, что угодно, но что мне делать с такой красоткой, как ты? Если произойдет кровавое убийство, смогу я послать тебя туда? Ты увидишь мозги убитого, расплесканные здесь, расплесканные там, сползающие по обоям, как слизни, и тут же грохнешься в обморок.
НЕЛЛИ. Я не грохнусь. Никогда со мной такого не случалось.
ПУЛИТЦЕР. А со мной случалось, и, позволь тебе сказать, я ударился головой о пианино и поимел шишку размером с баклажан. Ну что, что мне делать с женщиной?
МАКГОНИГЛ. Могу предложить пару вариантов.
ПУЛИТЦЕР. Ты не может предложить ничего интересного с президентства Джеймса Бьюкенена. Не понимаю, почему я держу тебя здесь. Ты знаешь, почему я держу тебя здесь?
МАКГОНИГЛ. Может, из-за сэндвичей с солониной?
ПУЛИТЦЕР. Да. Где ты берешь эти чертовы сэндвичи? Никогда не ел более вкусных. Но теперь ты понимаешь, почему я не могу нанять тебя, дорогая?
НЕЛЛИ. Нет. Совершенно не понимаю. Я могу сделать все, что делает мужчина.
ПУЛИТЦЕР. Ты можешь писать стоя? Нет, прошу извинить, это вульгарный личный вопрос, но люди обязательно будут задавать такие вопросы, если ты начнешь работать здесь, а я всегда буду волноваться, что ты попадешь в лапы таких отвратительных личностей, как Микгуникл, которые знают, что можно делать с женщиной Ты даже не женщина. Ты выглядишь ребенком.
НЕЛЛИ. Я смогу постоять за себя.
ПУЛИТЦЕР. Может, в Питтсбурге, но не здесь. Ты хочешь освещать бунт? Что случится с тобой во время бунта, такой пигалицей? А если я пошлю тебя в Таммани-Холл? Кто-нибудь будет с тобой говорить? Она выпустят тебе в лицо струю табачного дыма и рассмеются.
НЕЛЛИ. Тогда я выпущу табачный дым им в лицо и отвечу смехом на смех. Мистер Пулитцер, я могу курить сигару, могу рыгать, плеваться, лгать, и, если вы хотите, чтобы я писала стоя, уверена, я этому быстро научусь. Мое тело, возможно, кажется вам хрупким, но воля у меня сильная, как у любого мужчины, и мой основополагающий принцип – энергия приложенная и направленная должным образом, обязательно принесет нужный результат.
ПУЛИТЦЕР. Микгуникл, знаешь, что? Мне нравится эта штучка. Эта маленькая девочка производит впечатление. Ты можешь многому у нее научиться. А теперь дай ей доллар и покажи, где дверь. Прощай, милая. Очень сожалею, но ничем помочь тебе не могу. (Поворачивается и направляется к двери своего кабинета).
НЕЛЛИ (забегает между ПУЛИТЦЕРОМ и дверью в заднике). Мистер Пулитцер, подождите…
ПУЛИТЦЕР. Нет, нет, тебе следует вернуться в Питтсбург. Здесь не место для такой милой девушки, как ты, даже если ты умеешь плеваться и рыгать.
НЕЛЛИ. Дайте мне только одно задание. Если я не принесу статью, которую вы сможете использовать, увольте меня.
ПУЛИТЦЕР. Нет мне нужды увольнять тебя, потому что я не собираюсь тебя нанимать. Это первый и последний раз, когда я говорю с тобой. Если я заговорю с тобой снова, ты меня не услышишь, потому что меня здесь не будет. Я выразился достаточно ясно?
НЕЛЛИ (
