Зимние солдаты - страница 34
Кстати, из рассказов папы я понял, что в Тимирязевке практически все студенты не москвичи почему-то женились или выходили замуж за тех, кто тоже не были москвичами.
Но продолжу. Итак, Саша был студентом факультета механизации и его собирались оставить при одном из конструкторских бюро в Москве. Надо было найти жилье. Единственным способом сделать это было вступление в жилищный кооператив, называвшийся тогда Рабочим жилищно-строительным кооперативным товариществом или сокращенно по первым буквам слов: Эр-Же-Эс-Ка-Тэ. Они много лет были его пайщиками, ждали очереди, их дом уже почти построили. Но вдруг Саше предлагают работу, от которой он просто не мог отказаться – должность главного конструктора вновь строящегося гигантского Саратовского завода комбайнов. Конечно, он согласился, и их пай и очередь они передали мне. Все было оформлено официально, со всеми согласовано. Но я недоучел того, что в народе слово Эр-Же-Эс-Ка-Тэ заменялось обычно презрительным: «Рыжие Скоты» – за вероломство этой организации и частые обманы. Было обычно всего несколько человек так называемых организаторов, которые получали себе квартиры, а остальные не получали ничего. Так и со мной получилось. Меня неожиданно известили, что списки пересмотрены, и дом укомплектован. А нашу семью сделали первой в списке жильцов нового дома, который будет построен через четыре-пять лет наверняка. Или мы могли занять одну из освобождающихся квартир тех, кто переезжал в новый дом.
И я сломался, согласился, взял то, что они мне предложили. Ведь за мной были жена, дети в чулане, и приближалась зима; тебе в школу, в первый класс надо – другие дети уже пошли. А предложили мне комнату площадью одиннадцать квадратных метров, с кухней, которая принадлежала еще одной семье. Но официально в эту кухню имелся отдельный (только для нас) вход – черный ход, и этот кусочек жилья именовался квартирой. Я посмотрел ее: комната оказалась сухой, солнечной, на втором этаже еще хорошего бревенчатого дома в тихом переулке, хоть и на окраине. И я согласился. Адрес ее был: Второй Лазаревский переулок, дом 3, квартира 3. Я думал, что мне удастся быстро переехать в место получше, а прожил там двадцать лет.
Правда, кое-каких улучшений я все-таки добился. Да иначе и нельзя было бы жить. Ведь в комнате длиной 3,7 и шириной 3 метра должны были разместиться, для того чтобы спать ночью, ты с братом, мы с мамой, Бабуся, которую я уговорил быть с вами, и мой младший брат Коля, к этому времени вернувшийся в Москву из армии. Бабусе в комнате просто не было места для сна, и она ночевала на кухне, дождавшись, когда улягутся спать соседи.
Я стал активничать в делах домоуправления и сделал так, что меня выбрали председателем нашего ЖЭКа. До этого там командовали бывшие хозяева этих домов Кулаковы.
Когда в соседнем доме, который тоже принадлежал нашему ЖЭКу, умер одинокий человек, освободилась его комнатка. Борьба за нее разгорелась страшная. Но у меня не было выхода, и я добился, чтобы комнатку дали мне. Хотя ее и комнатой-то нельзя было назвать – какой-то маленький закуток в 5 квадратных метров, проходной из кухни в другую, основную комнату, где проживала еще одна жилица. Но все же в этой комнатке можно было поставить Бабусе ее собственную высокую, с перинами кровать, о которой она так тосковала. В середине комнатки напротив окна встал ее стол, и даже диван поставили у стола. Кроме того, в квартире Бабуси была маленькая темная кухонька, которую Бабуся должна была делить с женщиной, ходившей через ее комнату, и еще одной соседкой. Но соседки, к счастью, не пользовались кухней, так что она была фактически для нее одной. Кроме того, ей принадлежала еще и холодная терраса (все это было на втором этаже).