– Ты можешь мне не верить, но я пришел один.
– Почему же, верю, ты сентиментален, но тем хуже для тебя, – и он из двух пистолетов стреляет в затылки своих сотрудников. – Ну, что ты на это скажешь? Дуэль продолжается! Сейчас ты возьмешь вот этот конверт и прочтешь содержимое, что бы ни случилось. Обещай мне прочесть его сразу, не отходя от этого места.
Он подал мне конверт и когда я принялся его открывать, приставил оба пистолета к вискам и выстрелил себе в голову.
Надо сказать, что я сразу, когда вошел в помещение, заметил на стене нужную мне икону. Это и была цель моего визита. Оставалось только прочесть письмо, и можно было уходить, хотя я еще не знал, как это можно сделать. В двери уже стучали обеспокоенные выстрелами прохожие. Должно быть, они уже вызвали полицию.
– Здравствуй, Алеша, – сообщал мне мой друг. – Пишу с того света. Наверное, тебя изумило мое самоубийство, совершенное на твоих глазах. Но ты же знаешь, – я люблю разбить какую-нибудь драгоценную вещь, а что может быть дороже собственной шкуры? Она у меня из фарфора – шучу. Я, как ты знаешь, сотрудник НКВД высокого ранга. Недавно пришло письмо: меня вызывают в Москву. По тону и манере изложения я понял – пришел мой черед. Мне выпала черная метка от товарищей по ремеслу, а ремесло у нас одно – живи сам и не давай жить другим. По твоей логике я бы мог остаться во Франции или тайно уехать в другую страну, ан нет! Я сам осуществлял акции подобного рода и знаю, сколько сил и средств тратится на поимку предателей. У меня нет выхода: там меня ждут пытки с расстрелом, здесь – вечный страх и та же пуля в затылок. Впрочем, тебя это мало волнует, должно быть. Собаке собачья, ты думаешь, смерть. Я – отпетый мерзавец, однако романтик, такой же, как ты. С обратным знаком, разумеется. Поэтому захотел перед смертью кому-нибудь навредить. По привычке. Вначале собирался украсть самолет, начинить его взрывчаткой и направить на Шамбор или Консьержери. Ты спросишь меня, почему бы мне не нанести вред нашей Родине, столь нелюбезно поступившей с нами обоими. Я и сам изумляюсь, но мне как-то боязно делать «Ей» больно. Некоторое время я еще колебался, но как только увидел тебя, сразу понял: вот, кто мне нужен для порчи. Я даже панихиду по тебе отслужил заранее. Сейчас явится полиция: попробуй выкрутиться из ситуации с тремя трупами в неблагополучной антикварной лавке. Я стрелял в перчатках, так что отпечатков пальцев не будет. Если ты все-таки выкрутишься из этой ситуации, в одной из могил русского кладбища тебя ждет награда: там находятся собранные мною сокровища. С приветом с того света. Твой злейший друг!
Едва я успел дочитать письмо, как бумага внезапно почернела и загорелась синим пламенем, как если бы сам Ад прорвался с того света. На столе стояло услужливо приготовленное блюдо с водой, но и в воде бумага, пропитанная магнием, продолжала гореть красным пламенем. Несмотря на то, что с улицы уже начали ломать решетку, я, не торопясь, снял икону со стены, за ней обнаружился рычаг. Потянул за него: открылась потайная дверь. Я спустился по лестнице вниз, прошел длинный коридор и вышел на улицу.
Не прошло и трех месяцев, как немцы начали войну. Могилу, указанную в письме, я отыскал в сорок втором году по моей фотографии, под которой мелкими буквами была написана фамилия моего друга. Я не рискнул производить раскопки, а решил воспользоваться одним из фокусов в духе покойного друга: позвонил в гестапо и сообщил, что на его могиле подпольщики устроили тайник. Как я и предполагал, трое гестаповцев отправились на тот свет, а вслед за ними… триста заложников.
