Злейший друг - страница 9



Луна на несколько минут выскользнула из облаков как будто только для того, чтобы осветить ужасный спектакль и вновь исчезнуть. Я продолжал катить куда глаза глядят. Неожиданно чья-то теплая плоть оказалась у меня в руках, и мы заскользили в танце по льду. Да, это была она, моя первая любовь. Однажды на балу в гимназии незнакомая гимназистка пригласила меня на танец. Я мгновенно влюбился в нее, а когда танец кончился, она выскользнула из моих объятий, словно Золушка, сбежала по лестнице и исчезла, оставив меня с самым прекрасным ощущением, которое когда-либо пришлось испытать. Мои отношения с Афродитой выходили за пределы земного опыта, человеческая плоть не была приспособлена для испытаний подобного рода. Моя влюбленность в нее продолжалась ровно столько, сколько длилось ее присутствие рядом, но танец с безымянной гимназисткой остался в памяти навечно. И вот я вновь скользил с ней по паркету уже без коньков, и был гимназистом, и был, как и прежде, влюблен. Только вместо стен танцевального зала гимназии сверкали прозрачные стены ледяного дворца, и с каждым поворотом зал преображался: менялись узоры орнамента и обстановка, а также костюмы танцующих рядом людей. Впрочем, лицо гимназистки тоже менялось, оставалось неизменным лишь ощущение счастья. Время от времени я летел в погоне за Афродитой надо льдом, то вновь танцевал с гимназисткой или летел с ней к луне.

Сколько времени прошло – неизвестно, быть может, минуты, а может быть, годы. Неведомая сила втягивала меня в тот прекрасный и призрачный мир, куда приглашала меня Афродита. Однако чьи-то строгие глаза летели вместе со мной подо льдом. Они тревожили и манили меня. «Очнись, очнись!» – говорили глаза. Я бросился на ледяной паркет и вышел из своего прекрасного бреда, разбив колени, локти и лицо до крови. Деревянная икона колыхалась подо льдом на воде. Это был Спас Нерукотворный. Спаситель смотрел на меня с какой-то укоризной, свойственной всем иконам этого канона. Икона слегка покачивалась на воде, отчего казалось, что Христос пытается что-то сказать. Я достал браунинг, обстрелял края, выломал ледяную пластину, взял икону, вернее – попытался, но ее не оказалось. Изображение колыхалось на воде, но самой иконы не было. Может быть, впервые в жизни я помолился по-настоящему, сердечно, как никогда не удавалось раньше. Вскоре рассвело. Оказалось, что я нахожусь неподалеку от берегов Швеции. Невероятно, но за ночь мне удалось пересечь весь Финский залив и Балтийское море.

Вскоре я переехал из Стокгольма в Париж. Единственное, что увез из России, было последнее письмо отца с рекомендацией втирать золотой порошок в черную лакированную поверхность. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось заработать денег на покупку небольшого количества сусального золота самой низкой пробы, за пределами которой золото теряет уже свое главенство и становится лишь составной частью сплава. Мои опыты проистекали не из желания достичь какого-то магического эффекта, а скорее всего, из стремления выполнить отцовскую просьбу, но каково же было мое удивление, когда в глубине позлащенной поверхности шкафа возникло изображение хрустального яйца с виденными в детстве чудесами.

Вскоре все в моей жизни превратилось в некое подобие наркотического сна. Большую часть заработанных денег я тратил на золотой порошок, который всякий раз поглощался без остатка. Перед моими глазами прошла вся моя жизнь, но не в точных деталях, какими они были в действительности, а с некоторой стилизацией в духе Мира Искусства. Чаще всего возникали видения, связанные с моим пребыванием в Доме Богов. Все мои попытки сфотографировать видения не увенчались успехом, более того, никто их не видел. Чтобы не прослыть сумасшедшим, пришлось прекратить попытки публичных демонстраций чуда. Также не увенчались успехом усилия по розыску исчезнувших богов. Никто из моих знакомых не слышал о доме под стеклянным куполом, где творилось столько чудес. «Ну вы подумайте, – убеждали обычно меня, – неужели то, что вы описываете, могло остаться незамеченным в Петербурге? Бедняжка, – добавляла моя собеседница. – Терпите, претерпевый до конца, спасется.