– Истомлен фимиамом зловонной больницы… пошлой шторкой повисшим над бледной стеной… где распятье от скуки пустынной томится… умирающий к ним повернулся спиной…
– Потащился, – продолжает, вперившись лицом в стол его коллега, – костям не согреться трухлявым – хоть на солнце взглянуть перед смертным концом… к окнам жарким прижаться, прилипнуть костлявым… сединой окруженным лицом…
– Есть ли средство, хрусталь, оскверненный уродом… проломив, на бесперых носиться крылах… вместе с я моим горестным годы за годом… на всю вечность под страхом обрушиться в прах? Мы на первом этаже?
– Да, а что?
– Я пошел, – генерал открывает окно и вылезает в сад.
– Адрес… адрес возьмите музея, – протягивает главврач бумагу через окно, и генерал заходит в заснеженные кусты со статуей спортсменки на дальнем плане.
* * *
По трамвайным путям между двумя рядами красных стволов соснового леса идет генерал. Из снежной пурги возникает сказочное видение: трамвай, заставленный вместо сидений кадками с тропическими растениями, статуями, антикварной мебелью. Водителя нет в кабине: трамвай движется сам по себе. В салоне находится девочка лет двенадцати и красивая женщина лет тридцати пяти под вуалью. Отвернувшись, она стоит у окна на задней площадке с сигаретой в руке. Трамвай останавливается и задним ходом возвращается. Двери раскрываются перед генералом. Он берется за поручни, но получает удар электричеством. Девочка подает ему руку:
– Не держитесь за поручни. Мы специально ток подвели, чтобы любопытные дальше порога не шли.
Генерал заходит и оглядывается по сторонам.
– Не удивляетесь, – говорит девочка. – Мы подбираем натуру для фильма… так мы всем говорим. На самом деле мы здесь живем. Моя фамилия Мнишек, а имя Зарина. Чтобы стать самой известной из всех неизвестных знаменитостей мира, я сбежала из дома… из Ташкента далекого. Папу сослали в Ташкент, город хлебный, как говорили тогда, а мама в местном театре нашлась. Она костюмершей служила в театре, а в свое время в гареме эмира Бухарского гурией, и там нахваталась привычек гаремных и мне привила, соответственно. Я жила как в раю, но в провинции разве прославишься, и вот я решила в столицу отправиться.
– А кто твоя спутница, деточка?
– Деточка, хм! Скорее я – неточка, как известный писатель нарек такой тип. Моя спутница актриса французская Карабасова. Снималась у режиссера Кирсанова. Заснула на съемках в Берлине летаргическим сном, а проснулась в Москве. На улице ей появляться нельзя: ее сразу узнают, арестуют и поведут к ловеласу известному. Трамвай пришлось умыкнуть и в нем поселиться. Можно было бы жить в коммуналке, но у тамошних жителей обязательство перед правительством – доносить друг на друга. Не все, правда, доносят, но многие. Можно сказать, большинство.
– Как же вы мне доверились?
– Вам, персонажам, я доверяю. Я вас своим персонажем признала, потому в трамвай и впустила, чтобы историю вашу послушать. Не каждый день можно генерала на трамвайных путях наблюдать без машины. Вы по городу бродите, чтобы от ареста спастись. Разве не так?
– Может быть.
– Все, что вижу и слышу, я в записную книжку вношу вот сюда, – стучит она пальцем по голове, – а потом в другую эпоху, лучшую, если такая наступить или мы въедем в нее, сделаю фильм.
– Может быть, я в нем сейчас и играю.
– Правильно, сами того не подозревая. Какую историю квази хотите про вас сочинить?
