– Ты что-нибудь узнал о нем?
– Конечно, саиб. Сын шофера. Ходит в школу. Отец недавно погиб. Его часто видят с партийным активистом Джуманиязом.
– Где-то я уже слышал это имя… Скажи, Рашид, что ты думаешь о работе Абдуллы? После всего случившегося он заслуживает сурового наказания.
Рашид был наделен особыми полномочиями Сайфуддина. Он знал в лицо многих его агентов – и не только в Кабуле. И иногда главарь мог поинтересоваться, что думает об их работе сам Рашид.
Одноглазый встал, поклонился, показывая, как он благодарен за доверие.
– Саиб! Да продлятся дни твои! Пусть Аллах, милостивый, милосердный, никогда не отвернет от тебя лица своего…
– Ты увлекся, Рашид, – перебил его Сайфуддин, – у меня мало времени. Отвечай на вопрос и ничего не бойся. Кроме меня, тебя никто не слышит.
– Саиб! Абдулла струсил. Там, на пустыре, я наблюдал за его синим тюрбаном не моргая. В толпе можно было легко заткнуть мальчишке рот. Вовремя и удачно брошенный нож правоверные восприняли бы как кару Аллаха. И сегодня весь Кабул говорил бы, как был наказан мусульманин за то, что посмел есть хлеб неверных. А Абдулла только стоял и смотрел.
– А мальчишка, говоришь, железный?..
– Металл! Если бы вот этим глазом не видел, самому пророку бы не поверил.
Сайфуддин встал, давая понять, что разговор закончился.
– Передай Абдулле мой приказ: именем Аллаха, великого, всемогущего, Джуманиязу – смерть. Через десять дней жду Абдуллу со всеми его людьми.
Кто-то стрелял в Джуманияза. Hyp Ахмад бегал в русский военный госпиталь, но его дальше ворот не пустили.
Вечером, когда широкая доска двери, висящая на выступах без железных петель, сухо скрипнула, Hyp Ахмад увидел в тусклом свете керосинки беспокойное лицо учителя Хаджи Айни.
Мальчик поприветствовал гостя, сел после него на циновку и стал ждать, пока первым заговорит старший.
– Пять дней ты не был в школе. Что говорит отец? Доволен ли Мухаммеджан успехами сына?
– Отца нет, учитель.
– Я знаю, – перебил Хаджи Айни ученика. – Отца нет на дороге, ведущей в Кабул. Отца нет в городе. Нет его на той улице, по которой я только что прошел. Но скажи мне, кто строил этот дом? Кто месил глину с соломой? Кто привез камыш и жерди для крыши?
Hyp Ахмад опустил голову.
– Герой Мухаммеджан будет жить в этом доме, пока бьется сердце его сына! – громко говорил учитель. – Ты молчишь? Я одобряю твое молчание. Настоящий мужчина тот, кто не говорит, а делает. А твое главное дело знаешь какое? Я сейчас уйду. А ты закрой глаза и поговори с Мухаммеджаном. Спроси у отца, как тебе жить. Ты – богач, Hyp Ахмад. У тебя есть твоя голова. Нужно только научиться ею работать. А для этого я тебя каждый день жду в школе. Иначе – пропадет голова. Тебе грустно? Думай. Холодно? Думай. Одиноко? Думай. А не можешь думать – молись.
…Он лежал под старым тонким одеялом и думал об отце.
Выкопав во дворе яму, отец, шестилетний Hyp Ахмад и Джуманияз закатали штанины и ногами месили глину. Потом они перемешивали ее с соломой, формовали деревянными коробами и готовые кирпичи складывали сохнуть на солнце.
Пришло время – стены были готовы. Стали крыть крышу. На стены положили жерди, а сверху связки камыша. Сколько ведер сырой глины нужно было размазать поверх камыша! Отец нагружал ведра с глиной внизу, а Джуманияз с Hyp Ахмадом работали наверху. Он тогда очень устал. Только как мужчине сказать об этом мужчинам? В крыше оставили небольшую дыру – дымоход. А окна отец решил рубить не в глухой двор, как принято, а на улицу. «Света больше, – пояснил он. – Жить веселее». И, подмигнув запыхавшимся на крыше Джуманиязу и Hyp Ахмаду, сказал: «Не уставай!»
