* * *
Человек, привыкший к городскому комфорту, который каждый день принимал ванну или душ, тяжело переносит длительное пребывание в тайге. Одежду, днём постоянно мокрую от пота, утром приходится разминать руками и с отвращением натягивать на себя. Укусы комаров, мошки, использование дёгтя для защиты превращают незащищённые участки тела в сплошную рану. Изнеженная, чувствительная кожа воспринимает это особенно остро.
Наши друзья не были неженками, имели определённую практику и стойко выносили сии тяготы, но с каждым днём они всё чаще вспоминали горячую ванну и баню.
Был перекур, парни сидели на брёвнах. Кто курил, кто поправлял лезвие топора.
– Мне кажется, что от нас воняет, как от ломовых лошадей. Даже наш Аполлон стал на чёрта смахивать, – Юра взглянул на Сергея.
Сергей сидел весь грязный и лохматый. В длинных русых волосах древесные иголки, смола и труха от коры. Лицо чёрное, как у мавра. Дым, солнце, дёготь сделали своё дело.
Дима почесал спину о ствол дерева, затушил сигарету и произнёс:
– А что, может завтра выходной устроим? У меня есть соображения насчёт бани.
– Давайте! Работа идёт хорошо, вон, сколько уже отмахали. Робу постираем, рыбы наловим, вот только насчёт бани ты, наверное, загнул, – Сергей с лёгким сомнением посмотрел на друга.
– Завтра увидите, к обеду будете хлестаться вениками и поддавать на каменку. Ну что, единогласно?
У них всегда было единогласно. Жили душа в душу. Перекур закончился, и топоры снова застучали по деревьям.
* * *
По тайге шли двое. Впереди коренастый здоровый мужик, лет пятидесяти. На его плече висел карабин старого армейского образца. Сейчас их можно увидеть у геологов, охотников-промысловиков и артельщиков. За спиной висел полупустой рюкзак, для удобства перетянутый вязкой посередине. Несмотря на малый объём, его лямки сильно резали плечи, и тот без конца поправлял их, стараясь облегчить неудобство. Взгляд у того мужика был угрюмый, настороженный, какой бывает у людей недобрых, приносящих беду, и которые сами постоянно готовы к встрече с ней.
Одет он был крепко, добротно, как большинство таёжников. Чувствовалось, что тайга для него второй дом, а может и единственный. Шёл он уверенно, пружинистой походкой, в то же время осторожно, как зверь, стараясь меньше шуметь и постоянно прислушиваясь.
Его попутчик был полной противоположностью. Худощавый, сутулый, согнувшийся под тяжестью рюкзака, он представлял жалкое зрелище. Постоянно озираясь по сторонам, шарахаясь от каждой коряги, он тащился следом за хозяином.
– Шеф, давай отдохнём! Падлой буду, не могу больше! – пробормотал он, не выдержав мучений.
– Рано, Скоба! Рано! Идти надо, ручей будет, отдохнём, – ответил Шеф, даже не оглянувшись.
Они шли уже несколько дней. Шеф хорошо знал местность. Здесь он прожил много лет. Работал в артелях, охотился, несколько раз привлекался за браконьерство, работал на лесоповале. Всё было. Сейчас, несмотря на неудобство, чувствуя тяжесть в рюкзаке, он предавался мечтам:
– Золото! Много золота! Столько, что даже представить трудно. Оно всё будет моим. То, что в рюкзаке – мелочь, сейчас больше не унести. Для начала развернуться хватит, а там на ручье – тонны!
Он обернулся на своего попутчика, тот тащился позади, тяжело волоча ноги. «Нет! Скобу в долю не возьмёшь, напьётся и всё разболтает. Эту гниду надо замочить при первом удобном случае. Пускай пока тащит рюкзак, а ближе к Ангаре кончу. Всё чисто, никто ничего не узнает, тайга всё стерпит и скроет».
