– Вы не ошиблись? Может быть майор, поручик?
– Господин следователь, не дурите мне голову! Может в нижних чинах и путаюсь, но офицеров определяю в темноте и на ощупь. Это был корнет чистой воды, в подержанном мундире вчерашней свежести.
– Обличье запомнили?
– Конечно. Я на него битый час пялилась, пока они с Агафьей торговались. Черноглазый, черноволосый, слегка выше среднего роста, гибкий, как лоза, тонкорукий
***
Фридман с Витюшей Греховым пили чай. Настоящий, чёрный китайский, заварной чай с сахаром вприкуску, с печатными тульскими пряниками, в приватной обстановке трактира «Метрополия» немца Шульца Вернера.
– Мундир корнета сжёг? – спросил Фридман Витюшу.
– Сжёг.
– Точно? – обеспокоился Фридман. – Смотри, как бы тебя по этому мундиру филера не сыскали. Пойми, я не боюсь, но у меня дети. Мне на каторгу нельзя.
– Зачем же тогда воровским делом занялся?
– Потому и занялся, что дети, но, как говорил наш дедушка Соломон, если вы начали воровать, то воруйте так, чтобы не было обидно за прицельно выбитые зубы.
– Это как?
– Не смешите мне нервы, Виталий Игнатьевич! Вы мне раз сто уже говорили, мол, если воровать, то миллион, а, если любить, то королеву. Хотя с последним, могут быть трудности.
– Ёсик! Ты меня убил! Вы посмотрите на этого еврея. Спереди вполне приличный мужчина. Миллион хочет, а королеву, видите ли, не хочет. Что ты имеешь против королевы?
– Я?! Ровным счётом ничего! Даже, сказал бы, наоборот…. Если король без претензий, но боюсь, Сара будет возражать.
– Как это возражать?
– Молча и больно. Скалкой по голове.
– Кого? Тебя?
– Зачем меня?! Я тут не при делах!
– Тогда кого? Королеву? Скалкой? И ты промолчишь?
– А что может сказать бедный еврей, изнасилованный царской особой? У него же дети…
Чай был ароматным, пряники свежие, разговор лёгким. Приятное время окончилось, когда Витюша задался вопросом «Что делать?», и пустился в рассуждения:
– Почему вор сидит в тюрьме? Потому, что его городовой спендикрючил! Как он умыслил его словить? А? Фридман, от чего городовой вора поймал?
– Не знаю. По службе положено.
– По службе-то, правильно. Однако сыскари не хватают первого попавшего, а метят точнёхонько в лихого человека. От чего?
– Так они, как охотники, добычу по следу находят.
– Молодец, Фридман! Золотая голова! Вора находят по тем следам, которые он оставляет. В полиции даже должность такая есть – следователь. Ты вслушайся, как звучит тот, который желает нас поймать: СЛЕД-О-ВАТЕЛЬ…, идущий по следу. Охотник от государства за тобой и за мной…
Фридмана аж передёрнуло.
– Ну, знаете ли, Виталий Игнатьевич, зачем к ночи такие страсти рассказывать?!
– Затем, «золотая моя голова», чтобы карась не дремал, когда щука в озере. Эти, как ты говоришь «страсти», должны стать нашей ежедневной молитвой. Мы, уважаемый, не пирожки на базаре тырим, а воровские деньги чеканим. Нам за это государевой рукой могут в глотку расплав залить…. И останутся твои детки сиротками.
– Но мундир-то корнета ты, же сжёг? Или нет?
– Конечно, сжёг, и пепел в Неве распылил.
Фридман облегчённо вздохнул, а Грехов продолжил:
– Паспортами новыми обзавелись. На держи. – Витюша протянул Фридману документ. – Отныне, ты грек…
Ёсик возмутился:
– Почему сразу «грек»?! Если Бог дал мне счастье родиться бедным евреем, то это не значит, что меня можно записывать в какие-то греки.
– Ёсик! С твоим носом трудно стать рязанским помещиком. Скажи спасибо, что не сделали арапом. Пришлось бы тогда каждое утро морду ваксить вместо сапог. Тебе это нужно?
