– Лучше, милая. Спасибо.
Мия отступила, чувствуя, как холодный пот стекает по её спине. Её руки задрожали, а в голове закружились вопросы. "Что это было? – думала она, прижимая папку к груди, как щит. – Нити? Или мне мерещится?" Она сглотнула, пытаясь успокоить дыхание. "Это тени, просто тени, – уговаривала она себя. – Усталость, мало сна, стресс. Я не сумасшедшая". Но её собственные слова звучали неубедительно, и она не могла избавиться от ощущения, что больница – это не место исцеления, а сцена какого-то жуткого спектакля.
Остаток дня прошёл в густом тумане. Мия осматривала пациентов, заполняла карточки, но её взгляд то и дело возвращался к их движениям – слишком точным, слишком одинаковым, как у марионеток на невидимых нитях. Даже доктор Грейсон, отдавая указания, двигал руками с какой-то пугающей ритмичностью, будто повторял заученный танец. К концу смены она чувствовала себя выжатой, её разум был полон вопросов, а сердце колотилось от страха, который она не могла объяснить. Она хотела кричать, бежать, но вместо этого молча собрала вещи и побрела обратно в дом Маргарет, чувствуя себя маленькой и потерянной в этом странном, мёртвом городке.
Когда Мия вернулась, сумерки уже сгустились над Холлоу Крик, и дом встретил её гнетущей тишиной. Она рухнула на стул в своей комнате, бросив рюкзак на пол, и закрыла лицо руками. День оставил на ней тяжёлый отпечаток – всё вокруг казалось искусственным, как декорации в театре теней. Улыбки пациентов, их движения, даже скрип полов – всё это было слишком отрепетированным, слишком неживым. Её пальцы дрожали, пока она пыталась привести мысли в порядок. "Что за чертовщина тут творится? – прошептала она, глядя в потолок. – Это не больница, это… что-то другое". Её воображение рисовало картины: люди, подвешенные на нитях, как куклы, и кто-то невидимый, дёргающий за них из темноты.
Внезапно она хлопнула себя по лбу, чувствуя прилив раздражения. "Какого чёрта я не поискала информацию о Холлоу Крик раньше? – ругала она себя, доставая телефон из кармана. – Дура, могла бы хоть что-то узнать до того, как сунулась сюда". Она включила экран, но полоска сигнала была пуста. Мия нахмурилась, перезагрузила телефон – ничего. Сеть пропала. Её пальцы замерли, а в груди закололо от нового приступа паники. Она вспомнила, как ещё в поезде связь начала барахлить, а потом исчезла совсем, как только поезд остановился на платформе. "Я отрезана, – пронеслось в голове, и её дыхание участилось. – Совсем одна". Её взгляд метнулся к окну, за которым темнел двор, и ей показалось, что деревья там шевельнулись, хотя ветра не было.
"Ладно, не паникуй, – сказала она себе, сжимая телефон так, что костяшки побелели. – У Маргарет должен быть телефон. Я позвоню домой, услышу маму, Эмили, скажу, что всё в порядке". Ей нужен был голос из внешнего мира, что-то настоящее, чтобы убедить себя, что она не сходит с ума. Мия встала, глубоко вдохнула и спустилась вниз, стуча каблуками по деревянным ступеням. Каждый звук отдавался в её ушах, как удар молота, и она чувствовала, как нервы натягиваются, словно струны.
Маргарет стояла на кухне у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Её движения были такими же плавными и точными, как у пациентов в больнице – рука поднималась и опускалась в идеальном ритме, без единого лишнего взмаха. Мия остановилась в дверях, её горло сжалось.
