Я слишком увлеклась фантазией на тему неандертальцев. Дубина похожа на тросточку, но я этого сразу не заметила. Исполнение, конечно, грубое, но главное ведь не внешний вид вещи, а забота, с которой она сделана. Для меня, между прочим. Пустоту в душе заполняет тёплое чувство.
— Не за что, — Карим, похоже, обижен. — Сейчас воды согрею — ноги помоешь, умоешься. Потом завтракать будем.
Он суетится — разжигает огонь в буржуйке, ставит греть воду. Всё с каменным выражением лица. Такой бука.
Опираясь на трость, хромаю к брату.
— Обиделся? — спрашиваю, пытаясь поймать его взгляд.
— Делать мне больше не хрен, — ворчит и на меня не смотрит. — Глупости не говори, — бахает пустой тазик на пол у дивана и уходит к столу.
Угу, сразу видно — он не обижается. Ни капельки!
Снова ковыляю к Кариму. Присаживаюсь за стол и, подперев скулу кулаком, наблюдаю за ним.
— Кажется, я поняла, почему я здесь. С тобой, — прячу улыбку в уголках губ.
— Почему? — ловлю заинтересованность в тёмных чуть раскосых глазах. — Вспомнила что-то? — а теперь я вижу тень беспокойства.
— Нет, ничего, — вздыхаю. — Просто… — прикусив губу, подбираю слова. — Нельзя уйти от человека, который окружает тебя такой заботой.
Я думала, брат улыбнётся, обижаться перестанет, а он почему-то задёргался. Вместо позитивных эмоций я получаю его тихое бурчание и хмурое, как туча, лицо. Вышло только хуже.
— Мойся, — наливает тёплую воду в таз, потом в кувшин. — Сейчас завтрак сделаю.
Что я не так сказала? Не знаю. Но, похоже, сейчас к Кариму лучше с вопросами не лезть.
***
Завела песню о моей заботе. Лучше бы молчала.
Просто сестрёнка не знает, какой у неё братец-козлик. Спелся с её мужем-ублюдком. За деньги. По сути, я даже не знаю, что Тимур задумал и чем это обернётся для Динары, но помогаю ему. И кто я после этого, если не козлина?
Стоп. С каких пор я стал правильным? Походу с того дня, когда увидел эту несчастную девчонку. И понял, что придётся ей врать. Не был я совестливым и вряд ли буду, но кое-какие моральные принципы у меня есть. Есть же?
Гоняю ложкой мясо в бульоне, поглядываю на сестру.
— Вкусно? — отодвигаю от себя тарелку.
— Угу, — кивает и продолжает есть. — А ты не хочешь? — поднимает на меня глаза.
— Кушай. Не отвлекайся.
Динара продолжает есть, а я стараюсь не дышать. Бульон получился ароматный — я туда всяких приправ добавил. Но даже этот аромат не может перебить сладкий запах девочки. С ума уже схожу. Мыслей о еде нет — все о ней.
— Спасибо большое. — Доев, довольная сестра откидывается на спинку старого стула. — Безумно вкусно, — улыбается.
С голодухи-то, конечно, вкусно…
Я снова сижу с кислой миной и смущаю этим Динару. Бедная не понимает, почему я так реагирую. А я не могу иначе. В башке такой кавардак творится, что самому жутко.
— На здоровье, — выдаю холодно.
— Так наелась, что жарко стало, — Динара оттягивает майку на груди.
Хочется выдать ей паранджу. Или заорать — прикройся! Ну невозможно же!
Я и так держусь из последних сил, чтобы не повалить её на кухонный стол и прям тут её... А от такого декольте у меня крышка на макушке скачет.
— Пойду воздухом подышу, — встаю и быстро выхожу из дома.
Снова воду на себя лить? Так у меня с ночи ещё одежда не высохла, и ветерок прохладный дует. Остыть должен, но не остываю. Кажется, я только больше нагреваюсь.
Как, твою мать, теперь это развидеть?!
Моё влечение к жене Тимура растёт с каждой минутой. И до критической отметки осталось совсем немного. Скоро рванёт.
