«Давай завтра съездим в Доломиты!» – Предложил мне приятель. «Ты что? Туда же сутки ехать!» – «Нее, обернемся за день!» – «На самолете не полечу, я их боюсь.» – «Не нужны нам самолеты, я за тобой заеду часиков в 9.»
Он действительно заехал, но двинулись мы почему-то не на север, где были Доломиты, а на юг. Я посмотрела вопросительно на своего спутника.
«Потерпи!» – Улыбнулся он.
На горизонте и впрямь появились горы – не Доломиты, конечно, но похоже. По мере приближения они становились все меньше похожи на альпийский регион и выглядели «все страньше и страньше», как говорила Алиса.
Все выяснилось, когда мы начали подъем. Луканские Доломиты – так на самом деле называются эти горы, так что приятель не обманул, – известняковые, отсюда их причудливые формы: известняк легко выветривается. Мы поднялись до пункта, от которого ехать вверх было уже опасно: склон осыпался под большим весом. Лучше пешком.
«Куда дальше?»
«Попробуем добраться до очень интересного места, тебе точно понравится. Только подъем довольно сложный. Готова?» – Я кивнула.
Самая большая сложность была в том, что известняк осыпался… Это как карабкаться на гору песка. Действительно сложно и чем выше, тем страшней – соскользнешь вниз, а за тобой волна песка… Я видела такое в Каракумах – ничего хорошего. Но мы добрались до плато.
На нем тут и там высились какие-то причудливые фигуры – то ли рукотворные, то ли результат ветра и дождей… Второе более вероятно. «Слушай, а эти Доломиты не рассыпятся?»
«Мы тоже волнуемся… Иди сюда, еще кое-что покажу».
На соседнем плато росли сосны, черные и трагические в своих изломах…
«Это тоже работа постоянных сильных ветров. Они искривляют стволы и ветви, перекручивают их. Вообще непонятно, как эти сосны растут, вот поистине воля к жизни…»
«Мне почему-то их жалко… Знаешь, это уникальный край, но печальный… Как будто эти гора – прадеды своих альпийских тезок: те молодые, сильные, полные жизни. Это – дряхлеющие, как старики, из которых песок сыпется и которых время напоследок скручивает и сгибает…»
Песчаник – это благословение и наказание этих краев. В Лечче жители обнаружили, что он легко режется и превратили свой город в сокровищницу барокко, изрезали все, я видела даже фриз с розочками над входом в общественный туалет… И все это сыпется, сыпется… И все это надо все время обновлять… Как некоторые старухи под обильным макияжем – стараний много, а старость все равно проглядывает…
Пустыня… Это ведь место, где пусто, да? Э, нет, там много всего и всех, вот только человека нет. И ничего для человека…
Когда я летела в Каракумы, у меня было некое романтическое представление о пустыне: да, жарко, но жару я люблю (оказалось – не 50 градусов в тени, когда тени вообще нет), нет воды – ну, у нас же машина, доедем до какого-нибудь источника, и вообще – мы же люди, мы справимся! И это было моей главной ошибкой…
Пустыня – это барханы и такыры. Что такое барханы, все более или менее представляют – горы песка. А такыры – это площадки высохшей глинистой почвы с глубокими трещинами, как в асфальте. И поверхность такая же плотная. В самолете я размышляла, как же можно проводить раскопки в таких условиях? Перелопатить гору песка? Может, нам дадут экскаватор? Потому что копать асфальт – это как-то нереально, разве что с помощью отбойного молотка (мне тогда не пришло в голову, что в пустыне нет розетки, к которой можно его подключить). Все оказалось намного проще.
