Скомкав письмо, Добо швырнул его в лицо крестьянину:
– Как ты посмел принести это, подлец?
И, обернувшись к солдатам, приказал:
– Заковать ему ноги! В темницу негодяя!
4
После взволновавшего всех чтения турецкого письма Добо вызвал офицеров во дворец:
– Через полчаса всем быть у меня.
Зал наполнился народом еще до назначенного срока. Позже пришли лишь те, кто переодевался в парадную одежду. Каждый почувствовал, что пробил первый удар набата.
Добо поджидал только товарищей Бакочаи и лейтенанта Лукача Надя с его двадцатью четырьмя конными ратниками. Уж не попали ли они в полон к туркам? Это было бы прескверным известием. Народ пал бы духом.
Скрестив руки, комендант стоял возле окна и рассеянно смотрел на раскинувшийся внизу город. Какие красивые белые дома! А город пуст. Только под самым дворцом, у речки, снует народ: солдаты поят лошадей, водоносы таскают воду. А вот какая-то женщина в желтом платке выходит из ворот. Идет с двумя детишками, спешит к крепости. На спине тащит узел.
– И эта в крепость идет… – пробурчал Добо с неудовольствием.
Рядом с Добо стоял оруженосец в голубом бархатном доломане. По длинным, спадавшим до плеч волосам и нежному лицу его можно было принять за девушку, переодевшуюся в мужской костюм. Но руки оруженосца говорили о другом – в них чувствовалась сила: юноша каждый день метал копья.
Добо обернулся, ласково провел рукой по волосам оруженосца:
– О чем размечтался, Криштоф? Может, домой захотелось?
Мальчик заморгал глазами:
– Господин капитан, мне стыдно было бы и думать об этом!
– Вот и хорошо! А волосы ты все-таки обрежь себе. В крепости оставили только этого оруженосца. Да и то лишь потому, что его отец письменно попросил капитана не посылать мальчика домой, ибо мачеха недолюбливает его. Добо считал Криштофа своим сыном.
Всех остальных оруженосцев, юношей лет четырнадцати – шестнадцати, он отправил по домам. Для них крепость Эгер была школой витязей. Но Добо пока не желал пускать их в дело.
Был у него еще один любимый оруженосец – Балаж Балог, сын лейтенанта, служившего в войске монаха Дёрдя и убитого в прошлом году. Балаж был даже на год моложе Криштофа, но превосходно ездил верхом. Со слезами уехал он в августе. Как ему было обидно, что Криштофу разрешили остаться в крепости, а ему нет!
«Выкинули, точно негодного ученика сапожника! – горевал он. – Чем ты лучше меня? – сердито спрашивал он Криштофа. – Почему тебе разрешили остаться? Погоди, вот вернусь – и тогда мы с тобой поломаем копья!»
«Неужели ты думаешь, что это я тебя отсылаю отсюда?» – отвечал расстроенный Криштоф.
И он умолял Добо:
«Господин капитан, позвольте Балажу остаться!»
Добо замахал рукой:
«Ему нельзя. Он единственный сын вдовы. Ему даже на деревья не позволяют лазить. Убирайся!»
Балажа взял с собой Лукач Надь с намерением по дороге доставить его к матери.
– Ох, где же запропастился этот Лукач? – Добо взглянул на Мекчеи. – Боюсь, не случилась ли с ним беда.
И он озабоченно покачал головой.
– Не думаю, – сказал с улыбкой Мекчеи. – За коротышек я не боюсь. У меня есть на то своя примета: коротышкам везет в бою.
– Как раз наоборот! – весело возразил Гергей. – Коротышка никогда так уверенно не сидит на коне, как долговязый. Коротышку конь несет, а долговязый сам несет коня.
– Ты говоришь так потому, что сам долговязый.
Придверник доложил, что пришли разведчики.
Добо принял серьезный вид.
