В зал вошли семь солдат в желтых сапогах со шпорами. Они встали посреди зала и щелкнули каблуками. У двоих волосы были еще мокрые – видно, парни старательно умывались. Один из них вышел вперед:
– Господин капитан, честь имею доложить: неприятель под Абонем.
– Знаю, – ответил Добо. – Первый турок уже здесь. Его привез Бакочаи.
Это было сказано с укоризной. Солдат, носивший красно-синие цвета города, перевел дух и сказал:
– Господин капитан, я мог бы хоть троих привезти!
– А почему же не привез?
– Да я всем троим раскроил башку!
В зале развеселились. Из семи солдат у четверых были перевязки. Улыбнулся и Добо.
– Вот что, Комлоши, вот что, сын мой, – сказал он, – здесь беда не в турецких, а в ваших башках. Ваша обязанность была не драться, а привезти донесение. Привез же донесение солдат господина лейтенанта Борнемиссы! А вы сочли первым долгом умыться, причесаться, сменить рубахи и подкрутить длинные усы. Какой же ты солдат, Антал Комлоши?
Комлоши приуныл, сознавая, что Добо прав. Однако вскинул голову и воскликнул:
– Вы еще посмóтрите, господин капитан, какой я солдат!
Должны были явиться еще двое, но они отстали. Обоих схватили турки, и теперь, вероятно, оба отдавали рапорт на том свете.
Добо назначил новый разъезд, приказав разведчикам не вступать в стычку с неприятелем, а только каждый час сообщать караульному офицеру, где находятся турки. Потом он отпустил солдат и сел за стол.
К этому времени в зале собрались все лейтенанты ополченцев, все гарнизонные офицеры. Пришло и пять немцев – сержантов-пушкарей. Тут же стояли священник и старик Цецеи. Собравшиеся тихо беседовали меж собой. Кое-кто разглядывал картины. На одной стене висел портрет архиепископа Миклоша Ола, который стоял, держа в руке молитвенник, и, наморщив лоб, искоса смотрел на всех круглыми совиными глазами. За спиной его была изображена Эгерская крепость тех времен, когда у нее имелась еще только одна башня.
На теневой стороне зала – потемневший от времени портрет короля Яноша, где желтым пятном выделялась только его борода. Третий портрет совсем почернел – можно было смутно различить только нос, одну половину лица и имя: Перени.
– Друзья мои, – прервал наконец Добо торжественную тишину, – вы сами слышали: нагрянуло то, чего мы ждали уже много лет…
Голос его звучал, как колокол. На мгновение Добо замолк – быть может, утаил какую-то неприятную мысль. Но, отогнав ее, он продолжал обычным своим тоном:
– Мой товарищ, капитан Мекчеи, только что передал мне полный список всех сил крепости. Хотя вы в общем и знакомы с ним, я считаю необходимым прочесть его. Прослушайте и запомните… Гергей, прошу тебя, братец.
Он протянул бумагу Гергею, который быстрей и легче, чем дядя Шукан, справлялся с таким трудным делом. Гергей охотно принялся читать вслух:
– «Состояние Эгерской крепости на девятое сентября тысяча пятьсот пятьдесят второго года…»
– То есть к нынешнему дню, – добавил Добо.
– «В крепости двести конных солдат и столько же пеших – это гарнизонные войска; стрелков из Эгера и его окрестностей – восемьсот семьдесят пять. Его превосходительство господин Ференц Перени отрядил двадцать пять человек, господин Дёрдь Шереди – двести человек…»
Мекчеи замотал головой и сказал:
– Солдат Шереди осталось не больше пятидесяти. – И он взглянул на лейтенанта с костлявым лицом и хитрыми глазами.
– Я не виноват! – вскипел лейтенант. – Я, как видите, здесь! – И он звякнул саблей.
