Звёзды ещё горят - страница 2

Но звезде в душе не суждено гореть вечно.

Он, конечно же, настал. Кто вообще сомневался, что мироздание не услышит мольбу какой-то старшекурсницы и не отсрочит злополучный для студента месяц? Декабрь пришëл и не постучался, ворвавшись в жизнь людей, будто его звали, будто он уже давно имел права на их засыпанные снегом машины, обледеневшие дороги, замëрзшие носы и подвëрнутые лодыжки. Конечно, имел, а кто ему воспротивится? Он – часть природы, как и люди, правда, если декабрь – это сын тëтки, сдающей квартиру, то человек – это таракан, которого пытаются изжить, но он всë равно возвращается… «Эта аналогия ушла куда-то не туда», – подумала Стелла, качаясь на пятках.

Зимнее небо было похоже на бело-серый лист из де-шëвой книги, весь текст которой легко смазывался. Бесконечный пустой купол, накрывший город, потерявший свои краски, одевшийся в одинаково светлые костюмы. Плотный слой снега под чëрными ботинками скрипел, ему вторили голые ветки берëз, царапающие стëкла крытой автобусной остановки. Чëрно-коричневые кривые линии разбивали светлый купол, как льдинку. На горизонте, над парком напротив, клубился ещё более светлый, выделяющийся на фоне дым из полосатых вышек завода. Он поднимался, струясь, и развеивался, расплываясь.

Остановился синий автобус с запотевшими окнами, а когда двери открылись, из него вывалилось – буквально – несколько человек, потому что транспорт ранним утром был забит. Двое мальчишек задели Стеллу портфелями, бросившись к дверям, надеясь прошмыгнуть, видимо, между ног пассажиров, иначе она не представляла, как втиснуться в эту плотную живую стену. Водитель повернулся и хмуро уставился на неё, будто она была единственно виноватой в том, что он отставал от графика.

Поудобнее перехватив сумку, натянув варежки, Стелла решила идти пешком: не так уж далеко находился университет, а там и до работы почти рукой подать. Утренняя прогулка в минус двадцать пять сквозь сугробы и угрюмое настроение – что может быть лучше?

Путь был бесконечным. Честно. Стелла несколько раз смотрела на часы и не видела, как цифры сменяют друг друга, а если всё-таки сменяли, то делали это неохотно, лениво. Сугробы замедлили Стеллу, снег забился в сапоги, носки промокли, и морозец тянулся от лодыжек к коленям – и так по всему телу. В толстом пуховике – Стелла не гналась за опасной для здоровья модой – она больше напоминала гусеницу, ползущую по неподходящему для неё субстрату. Неприятное ощущение промозглого холода, поселившегося где-то в костях из-за промокших ботинок, смешивалось с жаром, окутавшим кожу и пропитавшим одежду. Ветер впрягся в это непростое уравнение плохого настроения, которое, казалось, не могло испортиться ещë больше: щёки болели, глаза слезились, и губы покалывало.

Когда Стелла добралась до университета, внутри неё всë клокотало. Хотелось высказать недовольному водителю всё, что она думала, пока шла: резкие слова так и рвались из неё, когда охрана на входе шпыняла её и осматривала вещи, а потом ещë позже, в кабинете кафедры, она по-настоящему ощутила, как нить её терпения этого утра истончается с каждым тиком настенных часов.

– Ситуация неоднозначная, – в очередной раз произнесла заведующая кафедры, изучая бумаги с успеваемостью. Хотя в случае Стеллы, вероятно, с неуспеваемостью. – Обычно несколько долгов – это ничего, понимаешь? В