Звезды под твоим окном - страница 5

Маша за ее спиной уже снимала трусы. Я же не мог оторвать глаз от двух зияющих черных дыр вместо зрачков. Они притягивали меня еще в кинотеатре. И я нырнул в этот темный колодец… Дальше ничего не помню. Только «В смертный бой вести готов!» и еще «Воспрянет род людской». Затем рамки революционного пожара резко сузились, легкое давление. На секунду открыв глаза, я обнаружил себя в куче женских тел: Революция в лице Маши оседлала меня… или это Таня? Затем мы решили сменить позу, и теперь я с наскока оседлал ее. Чуть погодя воскресла и Ира, присоединившись к нам. Как ни странно в майке она была притягательнее…

Утром – похмелье. От промозглого холода тело продрогло до костей, словно я сотворил нечто ужасное. Товарищи женщины так и остались валяться в сестринских объятиях. Милые щечки беззаботно спящей Тани так и манили приласкать. Не стал будить. Приличия ради накрыл их срам белым одеялом и закрыл распахнутое окно. Это был мой первый раз, и я ничего не помню… Позор! Весь отдел будет смеяться… ОТДЕЛ! Мне сегодня нужно в отдел!

Наспех одевшись, я побежал к отделу. Внутри окруженное бело-синими стенами меня ждало на завтрак… пирожное.

– Всем отделом скинуться решили – отрапортовал мне Басов, карауливший на вахте у входа – Я хотел уже последнее докушать, но раз пришел, милости просим…

Сладкое всю мою жизнь было большой редкостью, поэтому отказ я бы себе не простил. На это пирожное я бы откладывал стипендию неизвестно сколько. А так сгущенка на языке скрасила мое постыдное утро и хоть как-то перебила соленый привкус Машиного (или Таниного?) лобка.

– Важное что-нибудь пропустил? – удостоверился я, прожевав бесподобную сладость.

Басов зевнул и вдруг спохватился:

– В кабинете у начальника уже час сидит какой-то товарищ из НКВД. Я подслушивать не стал, но, может, тебя ждут, кто знает. Ты же недавно со Славиком приключения себе нашел на жопу… Загляни на всякий случай.

Я поднялся к старшине Круглову. Порядочно стукнул в дверь и вошел.

– Вот он, герой наш! – Круглов сидел в белом кителе, распушив длинные казацкие усы, и зажимая козью ножку меж зубов, взирал на фигуру в серой шинели и черных сапогах.

– Прошу прощения, товарищ старший Лейтенант! Задержался… – я отдал честь, хоть и не обязан как бригадмиловец, ошарашивающийся в отделе как мальчик на побегушках у Славы. Но уважение заслуживать нужно уже с таких моментов.

– Да уж, капитан Сухов тебя уже заждался у нас… – Круглов показывал пальцем на фигуру справа.

– Капитан государственной безопасности Сухов Виталий Олегович! – фигура подала мне руку, – прошлый раз я так вам и не представился, молодой человек. А теперь, товарищ Круглов, я бы хотел наедине поговорить с Алексеем, информация не для лишних ушей.

– Как скажете! – Круглов пожал погонистыми плечами, предложил стул капитану и вышел за дверь.

Сухов сменил строгое выражение лица легкой улыбкой. Краска сошла с морщинистого лица, и он присел за стол, чего и мне предложил. В близи я рассмотрел его получше: Светлые зачесанные назад волосы сидели на нем будто парик, карие глаза поблескивали интересом. Нос с горбинкой напоминал мне портреты цезарей из учебников истории. Без фуражки голова казалась непропорциональной могучему телу, возможно, это из-за шинели, которую он снимать не стал. А в целом чем-то он мне напоминал отца, точнее даже тот образ, который запомнился мне по детству: Я тогда до дыр зачитывал «Чапаева» и примешал что-то такое героическое к рассказам мамы в батин образ. Мама же говорила, что он был скорее с перепадами в настроении. Мог то молчать весь день без видимых на то причин, то тянуло его на подвиги разные. Ну, там алкашей разогнать возле дома. Войну он встретил без воодушевления, но повинуясь долгу перед «государем», как мама цитировала, молча, вступил в армию. Это-то меня и поразило. Также и дядя Слава матерится, не хочет делать ничего, но не сдается ведь. Так и надо. Без этого порядок не навести.