– На масленицу к нам приедет цирк, – любезно сообщил тот.
– Да, это важно, – фыркнул Новоселецкий.
– Ах, как я люблю цирк! – захлопала в ладоши Тата.
– Гвоздём программы будет известный фокусник, – продолжал Весновский.
– Я обожаю фокусы! – заявила Оленька.
– Я возьму билеты в первый ряд, – вдруг заявил Владимир Крашенинников, – Ольга Александровна, хотите, я и для Вас возьму?
– Как Вы любезны, Владимир, – растаяла Оленька и метнула взгляд в отца – Папенька, Вы позволите мне сходить с Владимиром Михайловичем на цирковое представление?
– Хорошо, только возьмёте с собой Машеньку.
– Ну, папа! Зачем же Машеньку? – расстроилась Ольга.
– Василий Кириллович, а Вы любите фокусы? – спросила Тата.
– Я люблю их разгадывать, – признался он.
– Так, может быть, и показывать их умеете? – язвительно заметил Весновский.
– Вы правы. Я могу показать Вам фокус с летающей монетой, – сказал Аладьин.
– Ой, покажите! Покажите! – наперебой загалдели гости.
– Ну, знаете, Василий Кириллович, – развёл руками Весновский, – Если Вы и вправду сейчас покажете фокус, то получите звание «почётного гражданина этого вечера».
– Господа, мне только нужно немного времени, чтобы подготовиться, – предупредил Аладьин, – Я сейчас.
И он спустился по лестнице в прихожую.
Достал из кармана пальто монету и платок. Вытянул из платка несколько тонких невидимых нитей. Огляделся в поисках места поукромней, чтобы протянуть нить под рубашкой, а монету спрятать за манжетой.
По коридору справа, по характерным звукам и запахам, была кухня. Слева – комнаты. Аладьин пошёл налево, в надежде сыскать тихий уголок. Но вдруг из глубины комнат до его уха долетел короткий женский вскрик. Василий насторожился. Следом прозвучал окрик:
– Куда ты?!… Стой оглашенная! Эй!
Аладьин определил, из-за какой двери доносится голос, и направился туда. Рванул на себя дверь.
Это оказалась спальная комната. У распахнутого окна стояла Анна Яковлевна, облокотившись на подоконник и высунувшись наружу почти до пояса. Услышав, что кто-то вошёл, она выпрямилась:
– Ах, Оля, что за дикая у вас прислу…, – осеклась на полуслове и рассмеялась, – Ой, это Вы, Василий Кириллович?
– Что случилось? Я услышал, что Вы кричали.
– Вообразите себе, она выпрыгнула в окошко! – в удивлении пожимая плечами, сообщила Анна.
– Кто?
– Девчонка.
– Что за девчонка?
– Не знаю. Прислуга, должно быть, – Анна поёжилась от холодного ветра и закрыла окно на шпингалет, – Признаться, я и не сразу её заметила. Даже вскрикнула от испуга. А она тут же – шасть! И – в окно! Я кричу ей: «Стой!» Да куда там! Она – за угол, и след простыл.
Анна Яковлевна подняла с прикроватного столика альбом и заметила:
– Покрывало примято; небось, спала на хозяйской кровати? Надо пожаловаться Оленьке.
Она столкнулась взглядом с Василием и с трудом подавила невольную улыбку.
– Чему Вы смеётесь? – озадачился Аладьин.
– Стыдно сказать, но, когда я впервые услышала Вашу фамилию, я подумала, что Вас зовут Аладдин. Ну, это такой герой из восточной сказки; мне мама в детстве читала, – Анна коротко рассмеялась и тут же спохватилась, – Только не говорите никому, ладно?
Василий смотрел на неё, слушал, как она говорит, как смеётся… И душа его тихо пела.
– А я видел Вас нынче утром, – вдруг признался он.
– Где?
– Вы стояли на крыльце дома Ахметова возле моста.
– Ничего удивительного, – повела плечами она, – Шакир Ахметов – мой дядя. Я у него живу. Идёмте, нас, должно быть, заждались?
