Девочка, повеселев, выхватила из корзины большое краснобокое яблоко и выскочила из дома.
У плетня стояла гнедая кляча Роэль. Она была ленивой и медленной, всегда с неохотой тянула телегу и большую часть времени жевала сено, хлопая пушистыми ресницами. Аластриона протянула яблоко и погладила по мягкому загривку.
– Роэль! Назначаю тебя моей рыцарской лошадью!
Роэль выронила яблоко и протестующе фыркнула, обнажая розовые десны. Девочка нахмурилась.
– Тебе оказана великая честь, а ты тут гривой машешь?! Не сметь!
Она отвязала уздечку, оттолкнулась от плетня и забралась на лошадь. Роэль тоскливо приподняла голову и неуверенно переставила копыта. Ну не было в ней той силы, стати и выносливости, присущих настоящим рыцарским жеребцам! Вот яблочки пожевать, стоя в тени раскидистого каштана, – это она любила, а про то, чтобы нестись куда-то галопом, по пути преодолевая препятствия, да еще с закованным в броню седоком – и речи не могло быть!
К счастью, маленькая шестилетняя хозяйка весила всего ничего, поэтому Роэль, сжевав остатки яблока, медленно вышла за забор и послушно побрела по дороге.
Деревенские, попадавшиеся на пути, смотрели с усмешкой – уж больно горделиво сидела на лошади дочь кузнеца. Семилетний Олаф оскалился и высунул язык, сизый от ягод. Страшный как гиена, с клочками волос на узкой голове, он и характер имел мерзкий. И голос такой же: лающий, с визгливыми нотками.
– Аластриона, ты опять к мельнице?!
Девочка бросила на него холодный взгляд.
– Какое тебе дело, куда держит путь благородный рыцарь?
Олаф развеселился.
– Ты не рыцарь, а просто девчонка! У тебя даже меча нет! И лошадь – старая кляча!
Он схватил ветку и хлестнул лошадь. Кобыла от испуга заржала и встала на дыбы, сбрасывая маленькую наездницу в пыль. Аластриона быстро откатилась в сторону, чтобы не попасть под копыта. Ржание Роэль смешалось с лающим хохотом Олафа.
Девочка вскочила и, сжав кулаки, медленно пошла на обидчика. И хотя Олаф был крупнее и выше, он вдруг прекратил скалиться и отступил на шаг, затем забежал за плетень своего дома и отчаянно заверещал. Вышедший на крики плотник Эммет поморщился, смахнул с волос янтарные стружки и притопнул.
– Олаф, гадкое отродье, что ты орешь?!
– У нее желтые глаза! – заверещал мальчишка и схватил отца за руку. Тот резко высвободился и прикрикнул:
– Что ты несешь?!
Но сын не унимался.
– Ты посмотри, отец! У нее в глазах желтый огонь! Был! Я точно видел!
Плотник вгляделся в лицо Аластрионы, но ничего подозрительного не заметил. Он схватил сына за ухо, отвесил звонкий подзатыльник и потащил в дом.
– Дьявольское семя, ты опять обожрался бешеной ягоды?!
– Но отец…
– Черт рогатый тебе отец!
Из дома выбежала Петула. Она вырвала сына из рук мужа и закричала:
– Да чтоб тебя на клочки разорвало, Эммет! Какой еще черт?! Твой это сын, твой! Сколько раз тебе говорить?!
Но Эммет был не согласен.
– Он нисколько не похож на меня! Кто его настоящий отец?! Он хотя бы человек?!
– Ах ты гад!
От сильного взмаха ее тяжелой ладони Эммет качнулся и чуть не упал. Потирая челюсть, со злостью посмотрел, как женщина с мальчишкой скрылись в доме. Втянув голову в плечи и сжав кулаки, он ринулся следом. Аластриона услышала смачный звук пощечины, затем из дома выкатился Эммет. Он растянулся на земле и заплакал, глядя в небо и глотая слезы.
Аластриона вздохнула и пошла к Роэль, мирно обгладывающей придорожную траву. Лошадь покосилась на нее виноватым глазом и подогнула ноги, позволяя взобраться на спину.
