Евгений ушел на кухню. Послышался голос Веры. Сезонов, убрав сложенное постельное белье в выдвижной ящик под диваном, принял упор лежа. Три подхода по десяток повторений пробудили мышечный тонус. Он ушел в ванную. Сын, сидя к выходу из кухни спиной, уже что-то уплетал. Вера заваривала чай. Освежившись, надев футболку, Сезонов прошел на кухню и открыл холодильник.
– Всё уже на столе.
– А колбаса есть?
Полковник посмотрел на супругу. Та, жуя хлебец с намазанным на него сливочным сыром, указала взглядом на стол, где рядом с нарезанным хлебом лежали кружочки вареной колбасы. Сезонов благодарно кивнул и, соорудив себе двухэтажный бутерброд, произнес:
– Приятного аппетита всем.
Супруга и сын, занятые пищей, нагнули головы в знак принятия пожелания. Евгений активно перемалывал во рту сосиски с пюре и овощным салатом, подтягивая с другой тарелки глазунью. Вера завтракала злаковой кашей.
– Немного отвык от такого, совместного, завтрака, – осторожно произнес Сезонов, опасливо взглянув на сына.
– Ну естественно… – едва слышно, не сдержавшись, саркастически промычал тот с набитым ртом, не подняв глаза.
И полковник, и Вера разобрали его слова, переглянулись, но ничего не сказали: ни друг другу, ни ему. «Опять началось, – подумал Сезонов, – как я и думал». Ничего не меняется, даже спустя годы. С мертвой точки ничего не сдвигается, хотя попытки налаживания отношений неоднократно предпринимались. А ведь пять минут назад с Женей всё было, кажется, нормально. Эти его резкие смены настроения всегда озадачивают. Полковник до сих пор не мог к ним привыкнуть. Однако каждый свой приезд сюда встречался со знакомыми колкостями вновь.
Вера ничего не сказала, чтобы не начинать выяснять отношения в первый же, такой долгожданный день совместного семейного отдыха. Она как никто во много лучше и больше Валерия знала, как остро их сын реагирует на каждую отцовскую фразу или упоминание о нем в последние годы. Но супругу старалась ничего не говорить. Уж лучше смолчать, так будет во благо для них всех.
Сезонов не отреагировал, чтобы не ударяться в служебную полемику, которую, себя зная, сам и разведет. В редких случаях его стоп-кран срывало и ни одна сила мира не могла вернуть его на место. Он, хоть и не обладавший взрывным характером холерика, приходил к спорному моменту по накопительной. И когда сила натяжения уже не справлялась, когда за чашу терпения выбегала одна капля, весь сосуд начинал опасно трещать и даже начинал разрываться, всегда вовремя восстанавливаемый суперклеем. Им всегда выступала его с годами обретенная выдержка.
Оставшееся время завтрака Евгений не проронил ни слова.
Сезонов посмотрел в окно.
Настроение несколько подпорчено, но всё впереди: он, полковник, долго обижаться не умеет и сам когда-то учил сына, еще маленького мальчишку, уметь быстро прощать, в особенности когда спор касался сущего пустяка. Но здесь совсем не тот случай. Здесь история длиной в годы. Здесь детские страхи и юношеские обиды перешли во взрослую язвительность. Вера на своих плечах выносила молчаливую желчь, которую Женя – Сезонов знал – мысленно вымещал на нем, отце. Она об этом знала, она говорила с сыном. Только благодаря ей Женя в целом смирился и принял неизбежность ситуации, когда ему, еще подростку, на голову вылили такой объем информации, что он растерялся в этом буйном, страшном потоке.
Но сейчас поток только один – вал солнечных лучей за окном. Майский чудесный день. Погода радует. Екатеринбург встретил ясным, безоблачным небом и подарил редкую для сезона жару. Сегодня в центральном городском парке открывается какой-то фестиваль-ярмарка, куда они идут всей семьей.
