Читать онлайн Веда Талагаева - Антимагия. Перевернутая амфора
© Веда Талагаева, 2016
Корректор Рената Хусаинова
ISBN 978-5-4483-3300-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Давиде Френи.
Солнце льется сквозь приоткрытые створки витражного окна вместе с гомоном, долетающим с улицы. Над чеканным серебряным подносом, жужжа, кружит муха. Я хорошо понимаю ее интерес к одинокому яблоку. Когда я гляжу на округлый зеленый бок, мне хочется не то что съесть, прямо-таки сожрать его.
В животе неприлично урчит пробуждающийся голод, спина затекла от долгого сидения в одной позе.
– Левша? Что за происки нечистого! – синьор Микеле Бьянки, почтенный негоциант из Терции, брезгливо кривит костистый длинный нос, впервые за все время заметив, что я держу кисть не в той руке.
– Ничего подобного! – возмущается Сандро, стоя за моим плечом у мольберта. – Таким его создали боги!
Он тоже голоден, устал и переминается с ноги на ногу, бросая тоскливые взгляды в окно, где над красными черепичными крышами носятся стрижи. Сандро тут исключительно для того, чтобы не оставлять меня один на один с чванливым занудством заказчика. В остальном он мне бесполезен, нужные кисти я возьму сам, с приготовлением красок справлюсь, а то, что он маячит за спиной, изрядно раздражает – терпеть не могу, когда кто-то смотрит на незаконченное.
– Не двигайтесь, синьор Бьянки, – строго предупреждаю я в ответ на грубое высказывание, – а то у вас нос на сторону съедет. Нет, нет, ни с места! – восклицаю еще строже, потому что портретируемый воспринимает мои слова буквально, как угрозу левши-безбожника, и явно хочет схватить себя за нос, чтобы удержать его на месте, – Прошу вас, сударь, осталось недолго, мы можем закончить уже сегодня, буквально через минуту-другую.
– Это было бы замечательно, – с чувством выдыхает Бьянки; его бесцветные глазки мечут блеклые молнии, которые, наверное, до смерти пугают приказчиков в конторе. – Но в самом-то деле, синьор Френи, портрет, и за цену немалую в триста дукатов, был заказан мною несравненному Бенвенуто. Тем не менее, я целые дни провожу, позируя вам, а маэстро за все пять сеансов видел от силы минут десять.
Сандро при этих словах утыкается мне в плечо и многозначительно хмыкает в мою рубашку.
– Свали, – негромко, но сурово предлагаю я, поводя плечом. – Портрет, синьор Бьянки, был заказан вами живописной мастерской «Бенвенуто Донни и ученики», – уточняю я сладчайшим голосом. – Не волнуйтесь, маэстро будет здесь с минуты на минуту. Он внесет финальные поправки в работу, и на холсте, конечно же, будет стоять его подпись. Хорошо читаемая, но не бросающаяся в глаза, дабы не нарушить солидную значимость вашего образа.
Сандро закатывает глаза, сдерживая смех, и кланяется, снова ударяясь лбом о мое плечо. Бьянки же от льстивых речей довольно приосанивается в массивном резном кресле, и я с досады скриплю зубами, ибо на его постной физиономии возникает совершенно ненужная игра светотени.
Еще несколько томительных минут, работа закончена, и тут дверь открывается, и в комнату вплывает Бенвенуто в просторных пурпурных одеждах и черной бархатной шапочке, заломленной набок. Вообще-то он должен был появиться еще полтора часа назад, но, учитывая, что все мы еще здесь, можно сказать, он почти не опоздал.
– Ну наконец-то, маэстро Донни! – сварливо восклицает честный купец. – Я думал, уже не изведаю счастья лицезреть вас.
– И тем не менее, – Бенвенуто делает рукой плавный царственный жест, исполненный безразличия к недовольству какого-то там приземленного толстосума-торгаша. – Итак?
Он, как и Сандро, заходит мне за спину и, критически прищурив правый глаз, смотрит на теперь уже готовый портрет.
– Осталось поставить подпись, пока краски не просохли, – Сандро столь же критически осматривает его самого, нахмурив широкий лоб.
– Юный Алессандро, – не моргнув глазом, обращается к нему Бенвенуто. – Будь добр озаботиться тем, чтобы мне поднесли крепленого вина.
Услышав это, Бьянки сам тут же тянется к латунному колокольчику, стоящему на подоконнике рядом с креслом.
– Разбавленного водой на треть, – снисходительно уведомляет его Бенвенуто и, тут же забыв о существовании хозяина дома, снова возвращается к созерцанию моей работы. – Потрясающе! – его шепот дрожит от неподдельного восхищения, карие глаза взволнованно темнеют, и по моему загривку бегут сладкие мурашки. – Великолепно!
– Как всегда, учитель, – поворачиваясь к нему, я привстаю на стуле и склоняю голову. – Не хватает вашего имени и пары финальных мазков, – я передаю ему кисть.
– Учитель! – с издевательским почтением мурлычет Сандро, протягивая ему на маленьком круглом подносе хрустальный бокал с вожделенным вином, только что внесенный в комнату служанкой.
Бенвенуто утомленно вздыхает, левой рукой берет с подноса бокал, правой кисть и с видом крайнего одолжения выводит черной краской в левом нижнем углу картины свой знаменитый вензель. Теперь, если синьор Бьянки или в будущем его наследники надумают продать полотно, они смогут за одну только подпись получить изрядное количество терцианских дукатов.
Заказчик, наблюдающий весь этот спектакль из своего кресла с опасливым напряжением, при виде жеста маэстро заметно расслабляется. Недовольство почти исчезает с его лица, и я настойчиво дергаю Бенвенуто за полу пурпурного упелянда.
– Учитель, пару мазков вашей волшебной кисти, чтобы окончательно обессмертить сей шедевр, – напоминаю я, и Сандро насмешливо хрюкает.
Происходящее явно злит его больше обычного, но маэстро не замечает недовольства ученика, как всегда.
– Ну, не знаю, – лениво тянет он, покручивая кисть в пухлых пальцах, унизанных кольцами. – Что-то я сегодня не во вдохновении.
Он дует губы. Честно говоря, гримаса дамского кокетства на бородатом лице высокого и тучного сорокапятилетнего мужчины выглядит довольно неприятно и неуместно. Сандро кривит рожу и демонстративно отворачивается.
– Вам даже этого не требуется, учитель, – возражаю я и смотрю уже не просительно, а требовательно и строго. – Ну, же, Бенвенуто! – я сердито понижаю голос. – Синьор Бьянки должен с чистой совестью похваляться, что ваша кисть оставила след на его портрете. Быстренько!
Учитель недовольно хмыкает, поджав полные губы, тянется кистью сначала к пятну охры на палитре, потом к картине и оставляет несколько кривоватых ляпов на самом краю холста, там, где изображен столик под белой скатертью и стоящий на нем серебряный поднос с одиноким яблоком. Краски на картине словно оживают, на миг наполняясь неправдоподобной насыщенностью, переливаясь силой. Силой магии. Потом все исчезает, как наваждение, возвращая портрет к первоначальному виду, но в воздухе остается слабый запах волшебства.
– Только портить все этой блескучей дрянью! – ворчит Бенвенуто сквозь зубы, поворачивается к заказчику, уже совершенно довольному и сияющему, и вопрошает строго. – Гонорар, синьор Бьянки?
***
– Великолепно! – гудит в полный голос Бенвенуто уже на улице, подбрасывая на ладони тугой, звенящий монетами кошелек. – Вся его кривая, пошлая душонка на этом портрете, как на ладони, чесслово! Ты крадешь души и выставляешь их напоказ, парень.
– Спасибо, учитель, – краснеть от похвалы девчоночье занятие, но к моим щекам помимо воли приливает жар довольного румянца.
– Как трогательно! – восклицает Сандро, возмущенно блестя глазами. – А что ему за это будет? И я, между прочим, пока топтался там, стер все ноги по самую задницу. Или труд мальчика на побегушках ничего не стоит, маэстро?
Бенвенуто смотрит на него со сдержанной холодностью, развязывает тесемки на кошельке и торжественным жестом высыпает на раскрытую ладонь небольшую стопку серебряных монет с гербом Терции.
– И это всё? – вопит Сандро, своим бычьим ревом пугая прохожих, уличных цветочниц и мальчишек, продающих питьевую воду вразнос.
– Ага, – спокойно подтверждает Бенвенуто, выдерживая его горящий гневом взгляд, и мимолетно касается моего плеча. – Я домой, Давиде.
– Не надо, – прошу я Сандро, который весь кипит и снова собирается громко высказаться, и сгребаю монеты с ладони маэстро. – Увидимся, учитель.
Бенвенуто кивает и вразвалочку идет вниз по улице к пьяцца Флора. Сандро же при виде моего сжатого кулака, в котором с трудом умещаются дукаты, светлеет лицом и провозглашает:
– В таверну, синьор Френи! В таверну!
***
– Почему ты это терпишь? Ты вкалываешь, а он только ставит свою бесценную подпись! Наживается, пожинает славу! Раздулся, как комар, насосавшийся крови!
Длинный, плечистый Сандро со своей бритой круглой башкой, наглой физиономией и золотой пусетой в правом ухе похож на бандита с большой дороги. Тем не менее, он бывший воспитанник приютской школы при храме Владычицы Огня, что в предместье Квинты. В свое время братья-жрецы заметили у юного сироты большие способности к рисованию, которые касались главным образом изображения обнаженных женщин, и Сандро был с позором изгнан за ворота. Он едва не угодил в солдаты, подмахнув спьяну в таверне рекрутский контракт с вербовщиком герцога Квинтского Бавы, но его вовремя заметил и выкупил Бенвенуто. Маэстро научил способного юношу рисовать не только голых женщин, и со временем смышленый ученик мог бы достичь многого, кабы не лень, живость характера, любовь к выпивке и все тем же неодетым дамам.
Вот и сейчас Сандро изрядно пьян. Его язык и ноги заплетаются в унисон, но на громкости голоса это никак не сказывается. От его воплей с соседних крыш срываются стаи голубей, кружат в жарком летнем воздухе и усаживаются на главный купол собора Владыки Солнца, сияющий вдалеке. На его блестящей полусфере, увенчанной золоченым трискелионом, они кажутся черными точками.
Мы сидим на скате крыши возле печной трубы, подставив ветерку лица, разгоряченные распитием мальвазии в ближайшей таверне. Плавно вечереет, шумы на улицах Терции начинают стихать.
– Ты не понимаешь, – сдержано отвечаю я.
Мне не хочется спорить, не хочется говорить на эту тему. Даже с Сандро, который принимает мои интересы к сердцу ближе, чем собственные.
– Да, не понимаю! – вопит он, ударяя ладонью по кровле, отчего между ним и мною подпрыгивает черепица. – Я, канешшна, люблю маэстро и всё такоэ… Ну, ты знаешь, что он для меня в свое время… Но как так можно, как можно так обходиться с тобой? Он великий, а ты как будто ващще никто! Ты давно уже лучший, Давиде! Это твоя подпись должна дорого стоить, а не его. Твое имя должно быть у всех на устах, а ты должен им гордиться. Ну, давай, скажи вслух! – он толкает меня плечом в плечо. – Громко крикни, ну! Давиде Френи – великий художник!
– И не только, – внушительно замечаю я и поднимаюсь на ноги, подходя ближе к краю крыши.
Вино и ветер кружат голову. Открывающийся сверху вид города рождает будоражащее ощущение, будто вся Терция, ее узкие мощеные улочки, каналы, мосты, облицованные серовато-розовым мрамором палаццо, вся она стелется мне под ноги. На меня накатывает неумолимое осознание собственной значимости.
– Давай! – Сандро потрясает сжатыми кулаками в ободряющем жесте.
Набираю воздуха полную грудь, раскидываю руки. Еще секунда, и я взлечу, вознесусь над этим городом, как самозваный ангел. Для мании величия величия не требуется, достаточно только мании.
– Я – Давиде Френи! – ору я, запрокинув голову к лазурному своду небес.
Каменное эхо соседних глухих переулков превращает мой голос в боевой клич, рвущийся в небо. Звучит воодушевляюще, и я вхожу во вкус.