– Смотри дальше, – от предчувствия неудачи мне становится неуютно, куда неуютнее, чем от моего решения открыться перед Сандро.
– А если вообще ничего не получилось? – спрашивает мой друг, осторожно придвигая к себе первую линзу из верхнего ряда.
– Буду разбираться, в чем дело – в составе или в оптике, – недовольно, сквозь зубы отвечаю я и сам выбираю линзу; она последняя, самая толстая и самого маленького диаметра, – Ну-ка, попробуй эту.
Сандро подносит линзу к глазу двумя пальцами, большим и указательным. В его крепкой крупной ладони она кажется пуговицей.
– О! – произносит он, отнимает линзу от лица, не верящим взглядом смотрит вокруг и снова прикладывает линзу к глазу. – О! Вот, как это бывает. Очумительно! Она вся светится, во всем! – он поворачивается на пятках, оглядывая мансарду, до тех пор, пока его взгляд не останавливается на мне. – Во всем, кроме тебя.
Мой друг опускает руку с линзой, и мы молча смотрим друг на друга. Его до глубины души изумленный взгляд соприкасается с моим, грустным и немного виноватым.
– Вот почему, – дрожащим шепотом произносит Сандро, потом снова смотрит на меня через линзу и говорит уже громче. – Вот почему ты такой повернутый на своих машинках и приспособлениях. Слава богам, какое облегчение, Френи! А то я думал: вдруг у тебя с головой плохо?
Он кладет линзу на стол и хохочет над своими словами. Я тоже смеюсь. Наш смех наполовину нервный, наполовину полный облегчения. Тяжесть, долгие годы лежавшая на сердце, исчезает в один миг. Я висну у Сандро на шее, чувствуя, что могу расплакаться. Видимо, тоже чувствуя это, он похлопывает меня по спине.
– А ты был прав – ты придурок, – сообщает Сандро. – Нет бы сказать как-то бережно, подготовить. А то – раз, и нате вам! Бенвенуто знает, да? – спрашивает он шепотом; я утвердительно киваю. – Мерзавцы! Меня окружают мерзавцы. Впредь не ругайте меня за то, что я пью с Синьори. И не думай, – добавляет он серьезно и горячо. – Сколько бы я не выпил, я ни слова не скажу. Я ж не проболтался маэстро, что ты кувыркался с феечками. Ай!
Последнее восклицание относится к тому, что я толкаю его локтем под дых. Сандро в ответ изо всех сил щекочет меня за бока. Уже совершенно успокоенные, мы боремся и хохочем. Сандро удается поймать мою шею в захват и зажать мою голову под мышкой. Я брыкаюсь, но от смеха не могу вырваться.
– Ты придурок, – с явным удовольствием повторяет Сандро. – Но у тебя получилось без магии сделать магическое стекло. Тоска лопнет с досады! Стой, – спохватывается он и отпускает меня. – Он знает? Видел? Давиде, как же ты до сих пор…
Не договорив, Сандро замолкает в ужасе. Я успокаивающе похлопываю его по куртке на груди.
– У меня тоже на него кое-что есть, – сообщаю я. – Одна вещь, о которой не захочет знать его же собственная тайная служба.
– Не рассказывай! – мой друг машет на меня руками. – Он небось захочет эту вещь вернуть. Тебя-то он не тронет, а через меня может попытаться выведать, где она. Лучший способ не выдавать тайну – это ее не знать. Я и так уже знаю слишком много.
– Я этому рад, – признаюсь я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал слишком сильно от волнения. – Если я молчал раньше, то только потому, что не хотел, чтобы ты рисковал из-за меня. О, боги! – я растерянно развожу руками и сажусь на кушетку. – Я не знаю, Сандро. Может, Оттавио и прав. Есть знания, которые должны быть скрыты.
