– А тебе есть разница? – удивляюсь я.
– Сам попробуй и узнаешь, – огрызается узник и боязливо отодвигается, забираясь на тюфяк с ногами. – Так чего надо, синьор маг?
– Капитан, – поправляю я. – Ты мастер ключей и замков, Савелио. Что скажешь вот об этом?
Снимаю белый ключ с цепочки и, поборов нахлынувшую брезгливость, кладу его в смуглую, волосатую с грязными обломанными ногтями руку гнома. Он тянется к лампе, придвигая ее ближе, и осматривает ключ в кругу света.
– Какой замок он может открывать? – спрашиваю я.
– Никакой, – ухмыляется Савелио. – Это обманка, а не ключ. Он ничего не открывает.
Желудок неприятно сжимается, и я стискиваю зубы, чтобы отделаться от этого ощущения.
– Ты уверен? – холодно спрашиваю я.
Мой голос производит на гнома неприятное впечатление. Ухмылка сползает с его чумазого лица.
– Говорю это как тот, кто взломал тайник сокровищницы храма Всесильных Трех в Септиме, – авторитетно заявляет он. – Я повидал замков и ключей больше, чем волос на всем моем теле, хе-хе. И столько же их изготовил. Если этот ключ и открывает замок, то разве что воображаемый. Тот, кто хотел убедить тебя в обратном, тебя надул, капитан.
Савелио снова щерит в улыбке свой золотозубый рот, а я чувствую, что скулы сводит от досады. Сказать, что я полностью обескуражен, значит ничего не сказать. Гном вертит ключ в руках.
– Если только… – говорит он задумчиво и снова пытается вглядеться сквозь слепящий свет в мое лицо, – если только механизм замка не состоит из нескольких частей. Бывают такие хитрые штучки. Тогда он открывается несколькими ключами, в том числе и этим.
– Сколько может быть ключей? – спрашиваю я.
– Да сколько хошь, – гном пожимает плечами. – Но вряд ли больше четырех. Хитрость хитростью, но это ж замучаешься ключи в скважинах вертеть, если сам захочешь открыть.
– Понятно, – я протягиваю руку, чтобы забрать ключ, но он отдергивает ладонь.
Я вынужден выйти из-под защиты света и приблизиться к тюфяку. Я склоняюсь над Савелио и силой выдергиваю из его руки ключ. Наши лица оказываются рядом, гном с интересом разглядывает меня.
– Да, ты не жрец, – повторяет он. – А что мне за это будет? За то, что я тебе все это рассказал.
– Тебя не сожгут, – мягко отвечаю я, все еще склоняясь над ним, и возвращаю ключ на цепочку. – Но и не помилуют. Зато все случится быстрее и проще.
– То есть как это? – у мастера ключей садится голос, он отодвигается к стене.
– Вот так, – я выхватываю кинжал, вонзаю ему в шею под подбородком и отодвигаюсь, чтобы брызнувшая кровь не попала на мою одежду. – Ты видел меня и ключ, Савелио. Дожидаясь казни, ты бы мог успеть об этом рассказать. А теперь не расскажешь. Да смилуются боги над твоей душой.
Гном отвечает мне лишь бесконечно изумленным взглядом, хрипит и откидывается на спину. Я беру с пола лампу и стучу в дверь.
– Я здесь закончил, – говорю я открывшему стражнику. – Можете все убрать.
Воздух ночной Ромии кажется мне сладким от свежести, когда я выхожу за ворота тюрьмы. Мои охранники из унианской гвардии ждут снаружи в тени стены. Не говоря им ни слова, я иду по пустой площади в сторону моста через Лир. Чувствую опустошение и досаду. Слишком просто и гладко все было с решением загадки на портрете Аврелия. Слишком легко нашелся ключ.
Я поглаживаю куртку на груди в том месте, где ключ прикасается к коже под одеждой, но на самом деле мне хочется ударить кулаком. «Заперт накрепко тремя оборотами ключа», – вспоминаю я слова из книги пророка. Неужели ключей еще два?
