– Это уже не смешно, – говорю я себе под нос.
– Капитан? – переспрашивает идущий следом лейтенант гвардейцев.
– Ступайте вперед, – отвечаю я.
– Но, мессир Тоска, приказ Верховного Иерарха, – невольно приходя в замешательство от моего резкого тона, неуверенно возражает лейтенант.
– Оставьте меня, я сказал, – отмахиваюсь, как от надоедливой мухи. – Я хочу побыть один.
***
Солнце восходит, окрашивая городские стены в бледно-розовый тон. Сумерки тают, воздух теплеет. Скоро он повеет жаром, разогревающим старые камни, но пока дышится легко и сладко. Особенно в маленьком саду, прилегающем к жилому крылу Грозового дворца.
Тут тенистые аллеи и ухоженные цветники, благоухающие розами. Фонтаны журчат на каменной площадке, окружающей беседку с куполообразной крышей. Я сижу на ступеньках мраморной лестницы, ведущей в беседку, и молча наблюдаю за Верховным Иерархом, который расхаживает с маленькой садовой лейкой вокруг клумбы. Лаврентий поднялся в ранний час ради белых лилий, о которых самолично заботится.
– От твоего кислого лица цветы вянут, – говорит мне Лаврентий, оглядываясь на беседку через плечо. – Лейтенант Минарди на тебя жалуется.
– Жалуется? – я возмущенно вскидываюсь.
– Да, – Лаврентий улыбается, довольный тем, что ему удалось вызвать у меня какие-либо эмоции, кроме уныния. – Ты отослал охрану и где-то слонялся всю ночь. Так не годится, Джино. В следующий раз тебе может не повезти с Просперо так, как в предыдущий. Ты должен беречь ключ.
– Ага, – упавшим голосом отвечаю я и черчу пальцем по прожилкам на мраморной ступеньке.
– Так что же не так с ключом? – Лаврентий поворачивается ко мне, в его взгляде пытливый вопрос.
Я пожимаю плечами.
– Похоже, все, – я рассказываю о своем разговоре с ушлым мастером ключей и замков и о возникшем у меня предположении.
– Три ключа? – повторяет Лаврентий в замешательстве, ставит лейку на траву и подходит ближе.
– Один был у Аврелия, – я прикасаюсь к куртке на груди, – второй, видимо, у Моро. Я послал своих людей обыскать дом, в котором Моро жил здесь в Ромии, но не удивлюсь, если его ключ в Деции, где он провел немало времени, когда работал при дворе Карло де Пальмарозы. Третий ключ мог быть у самого Карло. Забавно будет, если он тоже в тайнике его гробницы.
Лаврентий недобро усмехается. Его правильное лицо холодно, и против воли я вспоминаю слова Катерины о том, что Верховный Иерарх – потомок падших ангелов. В бледном зареве рассвета, одевающем его статную фигуру, касающемся белых одежд, он так похож на них, что мне становится неуютно.
– Значит, вопреки поговорке, все пути опять ведут в Децию, – желчно скривив уголок рта, говорит Иерарх. – Какой замечательный город! Он как бельмо на глазу. Все эти жадные торговцы, банкиры. Они считают себя просвещенными поклонниками искусств. Скопище вольнодумцев и греховодников, пригретых де Пальмароза. Сама Лавиния плетет козни против церкви, переманивает союзников Уники. Пригласила Бенвенуто Донни написать портрет малютки Беатриче, чтобы повыгоднее продать ее. И мы знаем, кому – Сантино дель Маре, а вернее сказать, его папаше, ведь у него родники Дуополя.
Он прерывается, закипая от возмущения, и отворачивается к своему цветнику с лилиями. Длинные пальцы Иерарха тянутся к ближайшему цветку. Белая чашечка с сияющими лепестками полна утренней влаги. Лаврентий поглаживает цветок указательным пальцем, унимая нахлынувшее раздражение.
