– Их под городом полно, – Карбони улыбается в ответ на мою догадливость. – В основном они сходятся к некрополю де Пальмароза. Входы туда закрыты магией или под охраной, но есть множество лазеек, ведущих в подвалы зданий. Одна из них как раз под «Фазаном и павлином». Запомни на всякий случай.
***
Маэстро Оттавио зря беспокоился о том, что Бенвенуто может встревожить мое долгое отсутствие. Учителю не до меня. Когда я спускаюсь в зал, он и синьора Ипполита беседуют за столом в глубине зала, полностью поглощенные друг другом. Между ними на столе стоят бутылка вина и два бокала, которые также оставлены без внимания. Этим двоим сейчас вообще ни до кого нет дела, понимаю я с улыбкой и выхожу, оставив Бенвенуто и трактирщицу наедине с воспоминаниями.
Мне тоже есть о чем подумать. Черный ключ под моей рубашкой, тайное общество Хранителей, смерть Аврелия, подлинно существующий Изначальный родник из детских сказок, потерянная карта. После разговора с Оттавио что-то крутится в самом дальнем уголке сознания. Что-то было близко, но ускользнуло. Шагая вдоль реки, я размышляю на ходу. Прохожие оборачиваются вслед, ибо я то иду быстро, почти бегу, то вдруг замираю на месте, обдумывая какую-нибудь внезапно мелькнувшую мысль, то снова почти бегу, размахивая руками.
– Ты так скоро сам взлетишь, и крылья не понадобятся, – с дружелюбной насмешкой молвит рядом женский голос.
Обернувшись, я вижу Тициану Белаква. В своем полотняном фартуке, с сумкой через плечо легкой походкой она идет со стороны Руджеро, возвращаясь после обхода пациентов.
– Здравствуй, синьорина, – я замедляю шаг и кланяюсь. – Как поживают твои братья? Доротео сказал, они пошли с тобой к больным.
– Впервые слышу, – Тициана удивленно поднимает темно-русые брови, чуть более темные, чем пепельные волосы. – Я опять ходила без них. Маэстро Амедео любезно меня сопроводил. Он нашел себе в «Виноградной грозди» новую натурщицу, такую красавицу.
– Рад за него, – сухо замечаю я. – Разве он не занят работой над портретом синьорины Корелли?
– Наверное, – Тициана пожимает плечами, ее яркие глаза улыбаются, когда я раздражаюсь при упоминании Амедео. – Я решила не мешать его творческим порывам и из «Грозди» пошла домой одна. Но, тебе, как вижу, ни место, ни время не являются помехой для развития творческих идей, так что…
– Конечно, я провожу тебя, госпожа, – с поклоном предлагаю я и беру у нее сумку, в которой тяжело бренчат склянки с лекарствами. – Заодно обговорю с твоим отцом поправки в чертежах «Стрижа».
– Надеюсь, он скоро полетит, – весело замечает Тициана. – Мы все очень этого ждем.
Я думаю, что любого другого поколотил бы за манеру говорить так насмешливо о том, что меня волнует. Но эльфийке удается таким образом произносить слова, что даже неуместные шутки кажутся сладкозвучной поэзией. Мы сворачиваем в переулки, которыми начинается Чезониа, проходим маленькую площадь, зажатую между дубовыми дверями храма Четырех Валькирий и чередой лавок – съестных, скобяных и цветочных. От цветочной лавки за нами вдруг спешит мальчишка-посыльный.
– Синьорина, синьорина! Постойте же, за вами не угонишься! – в его руках огромный букет белых лилий; тяжело дыша, он кланяется и вручает цветы удивленной Тициане.
– Я не заказывала цветов, Флавио, – эльфийка вертит лилии в руках, разглядывая изгибы белых лепестков.
Мне приходит в голову, что эти холодноватые, изящные и такие душистые цветы удивительным образом похожи на нее саму.
