– Это подарок, – мальчик снова кланяется.
Мы с Тицианой недоуменно переглядываемся.
– Амедео Синьори? – предполагаю я. – Они дорогие.
– Они красивые, – замечает Тициана и подносит букет к лицу, вдыхая аромат. – От кого это?
– Вон, от него, – посыльный оборачивается в сторону лавки и машет рукой, указывая туда, где под навесом расставлены в ведрах с водой охапки срезанных цветов.
Там в тени стоит высокий молодой мужчина в красной бархатной куртке, в котором я с удивлением узнаю Федерико де Пальмарозу. Видя, что Тициана смотрит на него, молодой князь меняется в лице, потом кланяется. Тициана сдержанно кивает, затем протягивает букет мальчику.
– Они дорогие, – говорит она ровным тоном. – Я не могу их взять.
– Но, синьорина, – растерянно лепечет посыльный, принимая от нее охапку лилий.
– Верни, – Тициана приветливо улыбается одними глазами, поворачивается и идет дальше.
Догоняя ее, я оглядываюсь через плечо на цветочную лавку. Федерико смотрит на уходящую эльфийку, и на его лице проступают красные пятна. Кажется, он потрясен.
Дальше мы идем молча. После неожиданного происшествия с цветами я испытываю неловкость и не знаю, что сказать. Как не знаю, надо ли вообще что-то говорить. Но не успеваем мы дойти до конца соседнего переулка, как снова слышим голос юного Флавио.
– Пожалуйста, пожалуйста, синьорина Белаква и маэстро художник! Вы так быстро ходите, вы загоняете меня совсем! – кричит мальчик, мчась за нами во всю прыть.
Мы удивленно оборачиваемся.
– Что такое? – спрашиваю я строго на правах сопровождающего незамужней девушки. – Синьорина же ясно сказала, она не может принять дорогой букет от незнакомого человека.
– Ну, во-первых, никакой он не незнакомый, – пыхтит мальчик, останавливаясь рядом с нами. – Его тут каждая собака знает. А во-вторых, я уже не к синьорине, а к вам. Только не ругайте меня, я всего лишь посыльный.
Он кланяется и протягивает мне свернутый вдвое лоскут тонкой льняной ткани. На лице мальчика настороженно-брезгливое выражение, когда я разворачиваю подношение, он пятится. Мое же лицо вытягивается от удивления, когда я вижу под тканью цветок ириса. От кончика коротко обрезанного стебля до самых лепестков он полностью увял и на белой ткани кажется черным, словно обратившимся в пепел.
– Мертвый грозовой цветок, – констатирует Тициана, и ее синие глаза становятся огромными от удивления. – У твоих поклонниц странное чувство юмора, маэстро Френи.
– А это от кого? – спрашиваю я у Флавио.
Тот картинно пожимает плечами с видом крайнего недоумения.
– От женщины, – сообщает он. – Лица ее не было видно. Она сидела в портшезе с занавесками, ее везли большие черные тариканцы. Шептала, когда разговаривала с хозяином. Выбрала засохший цветок, самый черный, и велела отнести тебе, завернув в платок. У нее были разрисованные ладони.
– Как у Аспазии, той гадалки? – удивляется Тициана. – Не могу вспомнить, стоял ли сегодня на ярмарке ее шатер.
Передав тряпицу с ирисом Тициане, я хочу уже бежать обратно в сторону цветочной лавки, но посыльный хватает меня за рукав.
– Забудьте, маэстро, она уже уехала.
Тициана трогает меня за другой рукав:
– Посмотри, Давиде, тут еще что-то есть.
Она показывает мне уголок льняного платка, на котором черной нитью что-то вышито. Странный символ кажется мне знакомым – голова неизвестного животного, увенчанная витыми рогами. Как клеймо на руке Реджино Тоски. Флавио отшатывается и осеняет себя защитным крестом.
