– Твою мать! – прорычал я, вытирая рот тыльной стороной ладони. Меня передёрнуло. Я наугад схватил бурдюк, окупорил и жадно плеснул в рот воды, выполаскивая как яд. Сплюнул ещё раз. Запил. Морщился. – Ну и мерзость… – прошептал я, всё ещё ощущая этот мерзкий привкус.
Я глянул на обугленное тело без головы, с дымящейся шеей. Вот теперь мне стало по-настоящему не по себе. Он знал, что проиграл. И всё равно пошёл на это. Кто же должен быть настолько предан или напуган, чтобы выбрать смерть… вот так? Или может, я просто перестарался и надавил слишком сильно?
Я ещё долго стоял, молча глядя на окровавленный труп без головы, который медленно обмяк и завалился набок, прям как сломанная кукла. Что-то в этом маге было… иное. Он умер не как человек. Он сгорел изнутри, как запечатанная руна, переполненная силой и безумием. И то, как он ушёл взрывом, без сожаления, означало лишь одно: за ним стояли те, кому очень не хотелось, чтобы узнали правду. А я, похоже, уцепился за нить, которую не должен был трогать.
Я сплюнул в траву ещё раз, всё ещё ощущая мерзкий привкус на языке. Потом сделал пару глотков воды и постоял, обдумывая, что делать с трупом. Не потому, что жалко. Просто он воняет. Уже сейчас воздух вокруг наполнялся тем отвратительным духом, смесью сгоревшей плоти, крови и внутренностей. Я поморщился. Потом выдохнул сквозь зубы.
– Тьма… – пробормотал я себе под нос и положил руки на бока.
Острая боль пронзила меня сбоку, как игла. Я поморщился и скривился, нащупав рану, о которой на фоне допроса и взрыва совсем позабыл. Она всё ещё была там, у доспеха и плотной тканью рубахи. Не смертельная, но неприятная. Пульсировала, как гнилой зуб. Я стиснул зубы, выпрямился, кивнул сам себе. Надо привести всё в порядок.
Подцепив тело за ворот, я потащил его к краю лагеря. Оно было тяжёлым, несмотря на то, что без головы. Ветви царапали лицо, трава шуршала под ногами, а я с каждой минутой чувствовал, как всё сильнее наливается болью бок. Добравшись до ближайшего оврага, я столкнул его вниз, где его и приметет земля. По крайней мере, не у костра будет вонять. Самое время позаботиться о себе.
Вернувшись в лагерь, я подошёл к своей лошади. Старая, верная кобыла по имени Бронза. Она фыркнула, уловив запах гари, и слегка отбросила голову. Я погладил её по шее, успокаивая, и открыл седельную сумку. Припасы лекаря были внутри. Флакон с зельем, перевязочные бинты, старый нож, прокаленный до черноты. Всё, что нужно, чтобы не умереть от инфекции.
Я сел под деревом, тяжело, с тихим выдохом, и начал снимать с себя снаряжение. Сначала наплечники, затем пояс, потом доспех с грудной частью. Она была вся в пыли, пятнах крови и копоти, как свидетельство дня, что выдался дерьмовее обычного. Под бронёй рубаха прилипла к телу. Я снял её медленно, сквозь боль, с шипением. Края ткани порвались, и под ними зияла рана. Длинная, но не глубокая, с зазубренными краями.
Я налил немного зелья на ладонь и провёл им по ране. Сначала было холодно, а потом всё огнём запылало. Больно не было. Скорее очищающее жжение. Я стиснул зубы, подавив стон. Дождался, пока зелье впитается, и начал плотно бинтовать.
Когда закончил, боль отступила. Вместо неё пришла мягкая, тёплая пульсация. Зелье делало своё дело, плетя внутри ткани живительную нить. Я позволил себе закрыть глаза на миг и вздохнуть. Не то чтобы было приятно, но по сравнению с тем, что было раньше, это было почти блаженство.
