— Нет, мамочка, не нужно, я не хочу в деревню, — забормотала Вероника. — То есть, хочу, но только с вами… Мне нравится в Долинском, я люблю ваш старый деревенский замок, но что я буду делать там одна? Я лучше бы осталась в городе!
— Никуша, на тебя не угодишь, — нахмурилась мать. — В городе ты чахнешь от тоски, в деревне будешь умирать от скуки… Это ненормально для молодой свободной девушки. Так ведут себя незаконно беременные и тайно влюбленные дочери приличных семей! Надеюсь, у нас с этим всё в порядке?
— Конечно, мамочка. Я… ничего такого, не волнуйся.
— Вот и отлично. Поедешь к тетушке, развеешься. Всё встанет на свои места. Ну, поцелуй мамочку! Я тебе только добра желаю, так что не спорь. Мне отправлять голубя Викторьене, чтобы готовила твою комнату на завтра? Поедешь? Или будешь капризничать и дуться?
— Поеду, — безжизненно отозвалась Вероника, снова решив: «Гори оно всё огнём, чем хуже, тем лучше!»
— Вот и умница! Иди, собирай вещи и сегодня ложись спать пораньше. У тебя до трех ночи горит свет! Завтра карета будет готова в пять утра. Раньше выедешь, без пробок на заставах, раньше обнимешь любимую тётушку. Договорились?
— Да, мама. Спасибо за заботу, — промямлила Вероника, сделала маленький реверанс, как они с Аделькой приучились в раннем детстве, и прошмыгнула в свою комнату.
Там она долго плакала у окна, пыталась читать сентиментальные романы и стихи, после обеда часа два терзала клавесин, вечером собирала вещи.
Нимфадель была сегодня крайне мила и внимательна к младшей сестрице, считая, что та благородно приносит жертву, ради её удобства. Чтобы все молодые люди, в перспективе — женихи, которых регулярно приглашает к себе или навещают у них дома семья магистра Шантильи, смотрели только на одну дочь и не распыляли своё внимание на младшенькую.
На деле Веронику, ни раньше, ни тем более теперь, совсем не волновала конкуренция с Аделькой. Среди молодых людей, с которыми их знакомили, были воспитанные, симпатичные, но все казались какими-то пресными, скованными рамками семейных приёмов и воскресных обедов — никто из них не впечатлял Веронику ещё со школьных лет. Круг молодых людей вокруг них с Аделькой менялся с годами, но все они казались на одно лицо. В ком не было изюминки, все рассуждали заученными фразами о своих будущих доходах, которые позволят им прилично содержать дом и будущую жену.
Короче, никто не был настоящим. Они играли роли молодых людей из приличных семей, а Вероника в ответ играла роль послушной дочери. Наверняка, им она тоже не запомнилась. В отличие от непосредственной Адельки, которая открыто кокетничала, задавала неудобные вопросы, не стеснялась смеяться глупым шуткам и вообще пользовалась успехом. Но слишком правильные женихи и для нее были слишком бледны и нерешительны. Родители согласны были почти что на любого, все молодые люди были перспективными, каждый в своем роде. Но сама Нимфадель тоже искала чего-то большего. Как яркая бабочка она порхала среди черных фраков, но не могла никому отдать предпочтение, потому что никто из них ещё не затронул ее сердца.
Теперь-то Вероника понимала разницу: свободное близкое общение с молодым человеком открывает его совсем с другой стороны, чем в светском обществе! Там люди носят маски, а на тайном балу, где все действительно в масках, по иронии положения, люди могли себе позволить быть настоящими. Или, хотя бы, такими, какими хотели. Ах, если бы Гелиотроп не был принцем! Если бы вся игра была всерьез! Вероника бы действительно сейчас с трепетом ждала, найдёт он ее или нет. Но тогда она бы успела оставить ему приглашение о встрече в условном месте! Но не так, как случилось. Нет…
