Бар «Сломанный компас» - страница 17

– Ты часто так спасательничаешь? – спросила я, чтобы хоть как-то разрядить воздух.

– Когда вижу, как моих работников трогает пьяный придурок – да.

– Ты так за всех девушек злишься?

– Нет.

Пауза. Он смотрит на дорогу.

– Только за тебя.

Мурашки. Проклятые, нахальные мурашки.

Я опустила взгляд, потом, чтобы не поддаться тишине, ляпнула:

– Ты вообще умеешь улыбаться? Или ты родился сразу с этим выражением “я сейчас кому-то врежу”?

Он резко посмотрел на меня. И… уголок его губ дёрнулся.

– А ты всегда такая дерзкая?

– Только с теми, кто вызывает тревогу.

– Я?

Я пожала плечами.

– А кто же ещё?

Он ничего не ответил. Только довёз до дома, припарковался и выдохнул, наконец-то немного расслабившись.

– Я… спасибо. За всё.

– Просто… будь осторожнее. Этот город вроде тихий, но я знаю, что он может быть и другим.

– Хорошо, папа. – фыркнула я, открывая дверь.

Он ухмыльнулся. Настоящая. Улыбка. Романа.

– Спокойной ночи, Лея.

– Сладких снов, герой.

И я вышла, всё ещё ощущая на коже его взгляд, даже когда дверь захлопнулась.

^>Лея

Утро началось с жужжания миксера и моего сдерживаемого мата.

– Твою ж… мать! – чуть не уронила миску, когда мука разлетелась по всей кухне. – Спокойно, Лея. Это всего лишь пирог. Просто… пирог. Чтобы не выглядеть полной дурой.

Грета вчера, подливая мне чай с мёдом и сочувствием, выдала:

“Если поссорилась – делай пирог перемирия. И неважно, кто прав. Пирог скажет за тебя всё.”

Ну вот я и пеку. Потому что я не просто психанула вчера. Я, блин, взорвалась. С его дочкой где-то рядом. Прекрасный дебют, Лея, серьёзно. Ну простите что он не может наконец понять что его дочка сама приходила. Можно ещё в окно голой выбежать – и будет полный комплект.

Пирог стоял в духовке, а я вытирала руки о полотенце, когда услышала стук в дверь.

Я помедлила. Кто ко мне в такую рань?

Открыла.

И чуть не выронила полотенце.

Роман.

Стоит. Хмурый, красивый, в одной руке пакет. В другой – коробка из пекарни. Пахнет пирогом.

– Привет. – буркнул он, будто не проснулся ещё до конца.

Я моргнула.

– Это… пирог?

– Ага. Мирный.

– Ты пёк?

– Не. Тайный вкус недели от пекарни, но это считается. – Он пожал плечами. – Мне Грета вчера закинула в лицо, что я не умею мириться. А я, знаешь ли, умею.

Я ухмыльнулась, отступила назад.

– Заходи. Хотя бы посмотришь, как я страдаю с тестом. Я тоже, между прочим, пыталась быть человеком.

Он зашёл. Посмотрел на беспорядок. Поднял бровь.

– Это точно кухня, а не поле боя?

– Очень смешно, сержант. – пробурчала я, доставая свой почти-дожарившийся пирог. – Но, между прочим, я делала это с душой.

– Лейтенант.

– Прости что?

– Я Лейтенант. Лейтенант Харпер.

Он посмотрел на меня. Глаза мягче, чем вчера. Взгляд уже не режет, а греет.

– А то что делала с душой заметил. Спасибо.

И тишина между нами уже не давит. Она… уютная. С привкусом ванили и чего-то нового.

Я не заметила, как он оказался ближе. Совсем близко.

Мы стояли на фоне моей кухни, посреди муки, пирогов, и двух разбитых нервов.

Я повернулась, чтобы убрать со стола венчик, и краем глаза заметила, как он смотрит.

– Что? – спросила я, чуть нервно.

– У тебя мука… – он шагнул ближе, поднял руку и осторожно провёл пальцем по моей щеке. – Вот тут.

Я застыла.

И он тоже.

Палец на коже. Его глаза – прямо в мои. И всё. Весь шум, весь день – исчез.

– Спасибо… – выдохнула я, чувствуя, как щеки начинают поджариваться лучше, чем пирог в духовке.